Половина правды
После смерти Сталина дочь протоиерея Михаила Праведникова Елена Михайловна Коняева, проживавшая в Курске, дерзнула отправить в Главное Управление Лагерей заявление следующего содержания: «Мой отец, Праведников Михаил Феоктистович был взят органами МВД в 1937 году в октябре месяце. С тех пор прошел большой промежуток времени и мне, как дочери, хотелось бы знать, жив отец или нет. А если умер, то когда, в каком году, какого месяца и числа. Прошу, пожалуйста, сообщить».
Письмо дочери репрессированного священника не осталось без внимания. Елене Михайловне было решено сообщить в устной форме, что ее отец, осужденный в 1937 году на 10 лет, умер от туберкулеза легких 20 октября 1943 года, находясь в местах заключения. Однако в этом ответе заключалась лишь половина правды. Из внутренней переписки руководства региональными учетно-архивными отделами УКГБ видно, что отцу Михаилу Праведникову был вынесен более суровый приговор. Решением тройки при НКВД по Курской области от 2 декабря 1937 года он был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. И приговор этот привели в исполнение в тот же день…
Пробелы в биографии
Священник Михаил Феоктистович Праведников родился 2/15 ноября 1872 года в селе Сергеевское Золотухинского р-на Курской обл. Его отец был диаконом. Сын продолжил духовную династию. В 1894 году окончил Курскую Духовную семинарию. Долгое время служил псаломщиком. Известно, что в 1908 году М.Ф. Праведников состоял в штате Страрооскольской кладбищенской церкви, освященной в честь Ахтырской иконы Божией Матери. А в 1909 году был рукоположен к Никольскому храму в селе Незнамово Старооскольского уезда.
Далее в составленном нами жизнеописании отца Михаила следует большой пробел, вызванный отсутствием информационных источников. Не сохранился послужной список батюшки и справочный листок. Наиболее документированным оказался тот период жизни протоиерея Михаила Праведникова, когда он попал в поле зрения ОГПУ-НКВД.
«Светильники»
В 1929 году отец Михаил был судим Старооскольским Нарсудом за невыполнение госпоставок по ст. 61 УК РСФСР и приговорен к году принудительных работ. После отработки срока священник Михаил Праведников поселился в Чернянке. Епископ Старооскольский Онуфрий (Гагалюк), высоко оценив батюшкину преданность Церкви, назначил его благочинным Чернянского округа.
Весной 1933 года епископа Онуфрия арестовали. Волна арестов прокатилась и по Старооскольской епархии. Среди прочих священнослужителей был арестован иеромонах Тихон (или Тимофей) Гудимов. В 1932 году он покинул голодающую Украину и просил владыку Онуфрия найти ему священническое место в Старооскольской епархии. Епископ принял беженца в клир и назначил настоятелем Покровского храма в селе Ковылино Чернянского района.
Вот как передал рассказ иеромонаха Гудимова составитель в протоколе допроса: «При назначении владыка мне, как иеромонаху, дал наказ быть стойким за Православную Церковь, т.к. теперь нет такого положения, когда Божий помазанник (царь) стоял на стороне Церкви. Сейчас Церковь настоящей властью гонима. Много развелось безбожников, сектантов, обновленцев, к которым присоединяться нельзя. А наоборот, /надо/ вести с ними борьбу. Затем для защиты церкви он предложил мне в приходе создать группу «светильников». О «светильниках» владыка дал такое разъяснение. Светильники – это миряне, зажигающие свои свечи…»
Далее следует сбивчивое повествование. По всему видно, что писарь НКВД не понял о чем идет речь. Поэтому фрагмент протокола превратился в набор бессвязных слов. Но если сделать поправки на «испорченный телефон», можно догадаться, что священномученик Онуфрий вел речь о свете веры Христовой. Возможно, напоминал слова Евангелия о зажженном светильнике, который не ставят под спуд. И скорее всего, советовал привлекать к проповеди христианства тех прихожан, чья вера светила в то мрачное время. Примечательно, что одна из статей, написанных священномучеником Онуфрием в Старом Осколе, называется «В свете христианской веры» (Священномученик Онуфрий (Гагалюк), архиепископ Курский. «Творения». Т. I. Стр.218-226). В ней владыка, полемизируя с Луначарским, пишет, что «христианское учение…премудро и ясно, как солнце», что «христианская вера вошла в мир как новая светлая жизнь». А в качестве эпиграфа епископ взял слова Христа из Евангелия от Иоанна: «Я свет миру…» (Ин. 8.12).
Но следствие искало параллелей не со Священным Писанием, а с Уголовным Кодексом. Логическая связь возвращается в протокол допроса, когда иеромонах Гудимов сообщает данные, которые, при соответствующем изложении, могут перекочевать в обвинительное заключение:
«Будучи на приходе по поручению владыки я создал группу «светильников», в которую вошло большинство членов /церковного совета/. Потом я узнал, что такие существуют во всем благочинии, во главе этих групп стоят священники, которыми управляет благочинный Праведников. Примерно в декабре я встретил верующих из с. Сорокино Буденовского р-на (ныне Красногвардейского р-на), которые меня пригласили к себе. По моей просьбе еп/ископ/ Онуфрий меня отпустил. Я явился к Буденовскому благочинному священнику Лапкину, предъявив ему указ владыки. Священник Лапкин принял меня хорошо и даже оставил ночевать. В разговоре с ним я поделился о тяжелой жизни на Украине, на что Лапкин мне заметил, что и голод прибудет к нам. Затем возник разговор о «светильниках». Лапкин сказал, что такие же группы существуют и в его благочинии. Светильниками руководит сам еп. Онуфрий через своих благочинных и священников».
Сотрудникам НКВД понравилась сама идея «контрреволюционной организации светильников». Она открывала перед ними широкие перспективы. Одним махом можно было уничтожить всю епархию. Поэтому в материалах дела содержится даже некий вариант устава несуществовавшей организации, составленный писарем НКВД по мотивам допроса и по форме похожий на пионерские обещания:
«Группы «светильников» не соприкасаются с мирской жизнью, они проповедуют Слово Божие, соблюдают посты и не идут ни на какие мирские соблазны. «Светильники» не принадлежат к гражданской власти, они принадлежат только Богу… А проще сказать, мы, светильники, — люди не советские, а Боговы. Но дань государству платим, хотя говорим против этой дани, т.е. всяких налогов и заготовок… «Светильники» собираются на квартирах и поют церковные стихи и читают Библию…».
Лейтмотивом всех обвинений против священно- и церковнослужителей в делах рубежа 1920-1930-х годов проходит «колхозная тема». Естественно, «контрреволюционные светильники» по определению должны быть против колхозов.
Таким образом, превратно истолкованные слова епископа Онуфрия дали основания для раздувания дела «светильников». Сколько именно человек было арестовано и осуждено по нему, пока неизвестно. Как можно догадаться, «польский шпион Гудимов» в том же 1933 году был осужден. Данных об «активной контрреволюционной работе» владыки Онуфрия сотрудникам ОГПУ собрать не удалось. В июне 1933 года он был освобожден из-под стражи и вскоре назначен управляющим Курской епархией. Арестовали по делу «светильников» и священника Михаила Праведникова, но отпустили после ряда допросов.
Воронежский исследователь Вениамин Глебов, автор книги «Кровавый песок Дубровки…» характеризует период 1932-1934 гг. как «относительно благополучный». Права «Троек» приговаривать к расстрелу в это время были резко ограничены. Некоторые дела заканчивались условным сроком. Но это было не завершением гонений, а всего-навсего затишьем перед бурей.
«Недоволен закрытием церкви»
В 1936 году храм, в котором служил отец Михаил, закрыли и разрушили. Говорят, что тем местным жителям, которые принимали участие в разрушении, выдали за работу по 10кг пшена. («Отчий край – чернянская земля». Под ред. И.Н. Крупы. Чернянка. 2006. Стр. 111).
По словам одного из проходящих по делу свидетелей, батюшка «был недоволен» разрушением церкви. Он совершал богослужение и требы в домах чернянцев, «отвлекая от работы колхозников». «Под его руководством были организованы церковники, которые пытались купить дом для создания новой церкви, — сообщал свидетель. — Но покупку не разрешил сельский совет».
Фактически оказавшись на нелегальном положении, священник Михаил Праведников продолжал исполнять обязанности благочинного. Неудивительно, что его впоследствии обвинили в устроении «сборищ попов района».
В каждом шаге, в каждом вздохе отца Михаила сотрудники НКВД пытались усмотреть проявление его «антисоветской настроенности». К примеру, в мае 1937 г. правление колхоза «Красный пахарь» созвало всех селян на политинформацию. В тот же день одна из женщин пригласила священника Михаила Праведникова к себе домой отслужить панихиду по умершему мужу. Большинство колхозников пришли на панихиду, чтобы помянуть и своих усопших сродников. Колхозное мероприятие оказалось сорванным. Вина за это легла на священника.
В 1937 году кампания по закрытию храмов плавно перетекла в кампанию по истреблению духовенства. Сотрудники Чернянского Районного Отдела НКВД пришли за отцом Михаилом 26 октября. К этому времени некоторые из священников района уже были арестованы.
Расстрелянное благочиние
К делу благочинного приобщены копии допросов из следственных дел двух священников: Ивана Никитовича и Егора Даниловича Шириных, расстрелянных в ноябре 1937 года.
Отец Георгий (Егор) Ширин родился в селе Ольшанка Чернянского р-на в 1883 году. Проживал в селе Яблоново Корочанского района. Арестован он был 28 июня 1937 года. Расстрелян 5 ноября того же года. Отец Георгий самостоятельно изучал латынь и немецкий язык. При обыске у него нашли переписанные от руки латинскую и немецкую азбуки. На этом основании следствие «изобличило» его в связях с немцами.
— Давайте показания следствию о контрреволюционных установках, получаемых Вами от Праведникова Михаила, — потребовал следователь.
— Я от Праведникова Михаила контрреволюционных установок не получал, — ответил священник. — Но у него был раза три по своим делам. Однажды /мы/ имели совет, как нам быть в связи с обложением со стороны местных органов советской власти, где нас переоблагали налогом в 8-9 раз.
Священник Иоанн Ширин, настоятель закрытого храма в селе Ольшанка также «не порадовал» следствие показаниями против благочинного.
— На следствии Вами упорно отрицается контрреволюционная деятельность и принадлежность к фашисткой церковной организации, — сетовал следователь. – Следствие располагает данными о Вашей контрреволюционной деятельности и предлагает давать правдивые показания. Отвечайте.
— Я в организации фашистов не состоял, — вновь повторил отец Иоанн. – Но мной действительно в слободах Ольшанка, Славянка организовывались нелегальные сборища верующих граждан. При чем это делалось после того, как органы сов. власти закрыли у нас церковь. Таких сборищ я посетил в разных местах, может, двадцать. Происходило их оформление таким образом. Приходящие ко мне граждане справлялись о времени, а я давал им согласие. И если бы я их не посещал, их бы не было.
Слово «сборище» оставим на совести сотрудника НКВД, запротоколировавшего допрос. Едва ли священник назвал бы богослужебное собрание нелегальным сборищем. Поэтому ответы в протоколе допроса не всегда точно передают настоящий ответ обвиняемого. Другое дело – вопросы.
— Кто вам давал совет проводить эти сборища?
— Делал я все это по собственной инициативе. Совета никто не давал.
— Значит, вы проводили линию на создание нелегальной церкви?
— Совершенно верно, так и получалось. Однако, я гражданам советовал приобрести постоянное здание для проведения работы.
— Какие Вами давались контрреволюционные установки по вопросу противодействия закрытию церкви?
Во время допроса явно был незапротоколирован тот момент, когда следователь напоминает отцу Иоанну о заявлении, которое инициативная группа верующих направила вышестоящей инстанции. В нем содержалось требование не закрывать в Ольшанке церковь, подкрепленное множеством подписей, которые «собирали старушки». Батюшка признался, что был знаком с готовящимся письмом на стадии подготовки.
— Мне показали заявление, — не стал скрывать отец Иоанн. – Точно его содержания не помню, но в нем были написаны дерзости на местные органы соввласти. Когда я об этом сказал, то кто-то ответил: «Ничего, сойдет».
— Зачем Вам нужна была нелегальная церковь? – не унимался следователь.
Батюшка ответил. Писарь НКВД тут же перевел его ответ на «большевицкий» язык.
— Я являюсь представителем церкви и обязан вести борьбу по укреплению ее, поэтому и должен заботиться об организации верующих.
— С кем вы имели на этот счет беседы?
Ответ отца Иоанна вновь дан в переводе на «большевицкий».
— Благочинный Праведников Михаил мне дал установку: в виду того, что церкви сов. властью ломаются и уничтожаются, нам надо вести работу и как пастырям не отступать. Т.е. организовывать молитвенные дома для того, чтобы православная церковь существовала. Разговор этот имел место в квартире Праведникова осенью 1936 г. В то же время он мне сообщил, что в сл. Чернянка такая работа не проводится.
«Следствие требует дать показания»
Читать протоколы допросов священника Михаила Праведникова нелегко по двум причинам. Во-первых, потому что чтение подобного рода документов всегда дело тяжелое. Во-вторых, потому что запротоколированы они таким почерком, который не предполагает читателя. Вероятно, сотрудники Чернянского РО НКВД не очень хотели (или даже очень не хотели), чтобы эти записи когда-либо кто-нибудь смог прочесть.
Рефреном во всех вопросах следователя звучит требование дать показания. Сопровождалась ли эта «настойчивая просьба» физическим воздействием? Об этом протокол умалчивает.
Все допросы, которые следствие посчитало нужным запротоколировать, проходили в один день – 17 ноября 1937 года. Допрашивал благочинного сам начальник Чернянского РО НКВД сержант госбезопасности Некипелов. Начал он не с вопроса, а сразу с требования.
— Следствие требует дать показания о к/р установках, даваемых Вами служителям культа.
— Я к/р установок служителям культа не давал никаких.
— Вы следствию лжете… Настаиваем дать правильные показания.
— Нет, я к/р установок не давал.
— Следствие Вам зачитает показания осужденного за к/р деятельность гр-на Ширина об установках, данных Вами. Давайте нам показания.
— Ширин И.Н. у меня в 1936 г. у меня бывал, но к/р установок ему, направленных против соввласти, я не давал. У нас был разговор, что он организует в с. Ольшанка нелегальные сборища верующих. Я его спросил, есть ли у него разрешение. Он ответил: «Я заплатил налог». Тогда я ему сказал: «Ну, смотри, как хочешь».
— Гр-н Ширин Е.Г. после выбытия /так в протоколе/ из Ольшанки был у Вас?
— Гр-на Ширина Егора Даниловича, как мне помнится, я видел один раз после выбытия из Чернянского района.
— Дайте показания, с каким епископом он, Ширин Е.Д., имел общение.
— Гр-н Ширин Е.Д. рассказал, что его в Яблонное назначил Курский епископ Артемон и больше мне ничего не говорил.
— Дайте показание, как Вы знаете Гудимова.
— В 1932 году в с. Ковылино был назначен монах Гудимов, который пробыл с полгода и осенью он ушел. С указом он явился ко мне, а я его проводил уже в с. Ковылино.
— Какие указания он Вам передал от Гагалюка Антона Максимовича?
— Никаких не передавал.
— Откуда прибыл Гудимов?
— С Украины, а точно я не помню.
— Какими вопросами интересовался Гудимов?
— У меня с Гудимовым разговора никакого не было.
— Вы следствию лжете, у Вас с Гудимовым был разговор на счет проведения к/р деятельности. Давайте нам показания.
— Нет, этого не было.
— Вам зачитываются показания Гудимова о к/р установках, полученных Вами. Давайте показания.
— Я отрицаю, что были организованы группы светильников… Таких установок я ни от кого не получал и с Гудимовым разговор на этот счет не имел.
Протокол дополнительного допроса, состоявшегося в тот же день, имеет еще большее количество неразборчивых мест. Следователь вновь начал с агрессивного требования.
— Давайте следствию показания какие к/р установки вы давали лицам, состоящим в управ…/далее неразборчиво/.
— Я никаких к/р установок не давал.
— Давайте следствию показания, чем было вызвано /неразборчиво/ молитвенных домов?
— Ко мне обратились верующие, и я после /неразборчиво/ сходил к гр-ну Лимареву А.Е., а он отказался от организации молитвенного дома.
— Давайте следствию показания, какие установки вы получали от шпиона Гудимова.
— Хотя мне и было зачитано показание Гудимова, но я от него никаких к/р установок на шпионаж не получал, /неразборчиво/ не было и других установок.
— Дайте следствию показания, как вы знаете гр-на Воинова Василия.
— … Он был в моем благочиническом округе и осужден он за к/р деятельность. У меня он был несколько раз, но указаний ему на к/р деятельность я не давал.
— Давайте следствию показания какие к/р фашистские установки вы проводили среди духовенства и кто вам их давал.
— Я к/р фашистских установок не получал и не проводил.
— В чем вы себя признаете виновным?
— Виновным я признать себя ни в чем не могу, — ответил батюшка и собственноручно приписал. — Показание записано верно с моих слов и мной прочитано.
Заставить отца Михаила «стать контрреволюционером» не удалось. Но следователь не мог смириться со своим поражением. Протокол нового допроса в целях экономии бумаги начали на том же листе, на котором закончилась запись предыдущего допроса. На этот раз свое требование дать показания предварил демонстрацией вещественных доказательств – тетрадных обложек, разрезанных на прямоугольники. В некоторых случаях линия разреза прошла по рисованным портретам лидеров большевицкой партии, которыми руководство бумажной фабрики украсило обложки школьных тетрадей.
— У Вас при обыске отобраны изображения фотографии /так в протоколе/ вождя народов СССР, членов правительства, порезанные Вами, — победоносно изрек следователь, уверенный, что тут уж священник не станет отпираться. — Дайте нам показания, почему вы проводили эту к/р деятельность.
— Указанные факты имели место потому, что я делал из бумаги конверты, и ничего предосудительного тут не было, — объяснил отец Михаил. — А что я резал по портретам вождя ВКП (б) т. Сталина и членов правительства СССР, то это неудобно. Виноват я просто по недоразумению.
В контексте допроса даже слово «извините» воспринимается как признание своей вины. Чего уж говорить о слове «виноват»? В обвинительном заключении сказано, что обвиняемый признал себя виновным частично, но «двенадцатью свидетельскими показаниями и двумя очными ставками уличен». Очных ставок со священниками Иоанном и Георгием Шириными не было, так как их расстреляли до начала допросов отца Михаила. Да едва ли на их показаниях можно построить обвинение против благочинного.
Обвинения
Другое дело – показания иных «свидетелей», спасавших себя от ареста ценой лжесвидетельства. В результате, «фактов, подтверждающих контрреволюционную деятельность» священника Михаила Праведникова, оказалось достаточно для вынесения самого сурового приговора.
В обвинительном заключении говорится, что отец Михаил «в 1933 г. был связан с переброшенным из Польши шпионом Гудимовым, арестованным ОГПУ, состоя в контрреволюционной группе «светильников», возглавляемой арестованным епископом Онуфрием. В 1935 г. был связан с осужденным за теракт гр-ном Новосельцевым. В 1936 г. в слободе Чернянка организовал нелегальные сборища граждан, на которых призывал противодействовать мероприятиям сов. власти, проводя организационную работу, направленную к созданию церкви, вместо закрытой. В 1936 г. служителям культа района высказывал контрреволюционную клевету на советскую власть, давая установку на создание молитвенных домов… Имеющиеся у него обложки с портретами вождя ВКП (б), члена правительства СССР рвал, используя их на конверты».
Припомнили батюшке и знакомство с осужденным в 1935 году за «контрреволюционную деятельность» Василием Воиновым. По-видимому, одним из священнослужителей Чернянского округа. Подвергся он осуждению и за «организацию нелегальных сборищ монашек». Ну и уж совсем, как выстрел, звучит обвинение в организации «контрреволюционно настроенного духовенства и граждан для борьбы против советской власти».
Решением тройки при УНКВД по Курской области от 2 декабря 1937 г. священник Михаил Феоктистович Праведников был приговорен к расстрелу. Поскольку под стражей он содержался в Валуйской тюрьме, то логично предположить, что местом расстрела и захоронения батюшки стал город Валуйки или один из его пригородов. Информация о том, где и как приводились в исполнение расстрельные приговоры в тогдашней Курской области, остается секретом, постепенно превращающимся в тайну. В конце прошлого века под Курском в урочище «Солянка» был обнаружен расстрельный полигон 1930-х годов. Но едва ли он был единственным в нашем крае.
Протоиерей Михаил Праведников реабилитирован Белгородской прокуратурой 14 сентября 1989 года. Материалы его следственного дела, хранящиеся в архиве УФСБ по Белгородской области, дают нам основание считать его одним из мучеников за веру и передать жизнеописание этого священника в Синодальную комиссию по канонизации святых.
Священник Владимир РУСИН
За помощь в проведении исследования выражаем благодарность В.М. Рябкову, В.В. Меженину, В.В. Боевой и Е.А. Сухининой. Основными источниками для составления жизнеописания послужили следственные дела из архива УФСБ по Белгородской обл. № 6518 и № 6822. Использованы документы из фондов Государственного архива Курской области и краеведческая литература