30 марта — день памяти Священномучеников: Виктора Киранова, Александра Поливанова

Свя­щен­но­му­че­ник Вик­тор ро­дил­ся 8 мар­та 1881 го­да в се­ле Ма­ну­и­лов­ка Бер­дян­ско­го уез­да Та­ври­че­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Ми­ха­и­ла Ки­ра­но­ва; его пред­ки бы­ли бол­га­ра­ми, спа­са­ясь от ту­рок, они при­е­ха­ли в Рос­сию в 1830 го­ду. Ро­до­на­чаль­ник се­мьи Ки­ра­но­вых, свя­щен­ник Про­та­сий, скон­чав­ший­ся в 1773 го­ду в Тур­ции и мно­го пре­тер­пев­ший от го­ни­те­лей-ту­рок, за­ве­щал сво­им сы­но­вьям, чтобы они, несмот­ря на тя­же­лое по­ло­же­ние пра­во­слав­ных в Бол­га­рии, не укло­ня­лись от свя­щен­ства, ес­ли бу­дут при­зы­ва­е­мы к ру­ко­по­ло­же­нию. Вик­тор Ми­хай­ло­вич окон­чил Та­ври­че­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и в 1903 го­ду, из­брав свет­скую ка­рье­ру, по­сту­пил в Юрьев­ский уни­вер­си­тет, од­на­ко через год все же оста­вил уни­вер­си­тет и по на­зна­че­нию епи­ско­па Та­ври­че­ско­го Ни­ко­лая (Зи­о­ро­ва) стал слу­жить пса­лом­щи­ком в Свя­то-Тро­иц­ком хра­ме в се­ле Но­во­про­ко­фьев­ка Бер­дян­ско­го уез­да. Вик­тор Ми­хай­ло­вич же­нил­ся на де­ви­це Ан­то­нине, вы­пуск­ни­це Сим­фе­ро­поль­ско­го жен­ско­го ду­хов­но­го учи­ли­ща, до­че­ри свя­щен­ни­ка Пет­ра Тро­иц­ко­го.

Свя­щен­ник Вик­тор Ки­ра­нов

30 ок­тяб­ря 1905 го­да епи­скоп Та­ври­че­ский Алек­сий (Мол­ча­нов) ру­ко­по­ло­жил Вик­то­ра Ми­хай­ло­ви­ча во свя­щен­ни­ка к По­кров­ской церк­ви се­ла Боль­шая Бла­го­ве­щен­ка Дне­пров­ско­го уез­да. В 1906 го­ду отец Вик­тор был на­зна­чен за­ко­но­учи­те­лем в Но­во­ва­си­льев­скую зем­скую шко­лу. В на­ча­ле два­дца­тых го­дов он был воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея и на­зна­чен на­сто­я­те­лем Воз­не­сен­ско­го со­бо­ра в Бер­дян­ске, а по­сле его за­кры­тия в 1928 го­ду — на­сто­я­те­лем По­кров­ской церк­ви и бла­го­чин­ным Бер­дян­ско­го окру­га. По­кров­ская цер­ковь в те го­ды бы­ла един­ствен­ной в го­ро­де, и про­то­и­е­рей Вик­тор дал в ней при­ют всем тем свя­щен­ни­кам, ко­то­рые оста­лись без при­хо­дов, но хо­те­ли слу­жить Гос­по­ду. Он за­вел кас­су для под­держ­ки ма­ло­иму­ще­го ду­хо­вен­ства, от­ку­да ре­гу­ляр­но вы­да­ва­лись неболь­шие сум­мы де­нег, что спа­са­ло от го­ло­да се­мьи пре­сле­ду­е­мо­го ду­хо­вен­ства.
Несколь­ко раз в Бер­дянск при­ез­жал ар­хи­епи­скоп Дне­про­пет­ров­ский Ге­ор­гий (Де­ли­ев), к ко­то­ро­му и отец Вик­тор ез­дил с до­кла­да­ми по де­лам бла­го­чи­ния. В 1936 го­ду ар­хи­епи­скоп Ге­ор­гий был аре­сто­ван и по ма­ло­ду­шию ого­во­рил со­бра­тьев-епи­ско­пов и под­чи­нен­ное ему ду­хо­вен­ство, по­ка­зав о про­то­и­е­рее Вик­то­ре и дру­гих свя­щен­ни­ках Бер­дян­ска, что все они бы­ли им за­вер­бо­ва­ны во вре­мя «ар­хи­ерей­ских по­ез­док для шпи­он­ской и ди­вер­си­он­ной ра­бо­ты»^[1].
В 1936 го­ду над По­кров­ским хра­мом на­вис­ла угро­за за­кры­тия — вла­сти со­би­ра­лись его раз­ру­шить, чтобы из кир­пи­ча сло­жить зда­ние шко­лы. Свя­щен­ни­ки, здесь слу­жив­шие, — про­то­и­е­реи Вик­тор Ки­ра­нов и Ми­ха­ил Бо­го­слов­ский и свя­щен­ник Алек­сандр Ильен­ков, — ре­ши­ли по воз­мож­но­сти вос­про­ти­вить­ся это­му. Обой­дя до­ма ве­ру­ю­щих, они при­гла­си­ли их на при­ход­ское со­бра­ние. Со­бра­ние со­сто­я­лось по­сле Бо­же­ствен­ной ли­тур­гии 8 ян­ва­ря 1937 го­да, и при­шло на него ед­ва ли не че­ты­ре ты­ся­чи че­ло­век. С про­те­ста­ми про­тив за­кры­тия вы­сту­пи­ли мно­гие при­хо­жане хра­ма, и один из них ска­зал: «Со­вет­ская власть за­би­ра­ет на­шу по­след­нюю от­ра­ду, нам нуж­но креп­ко сто­ять пе­ред этой вла­стью… Ес­ли со­вет­ской вла­сти на­до стро­ить шко­лу, то мы со­бе­рем день­ги на ка­мень и сда­дим…» При­сут­ству­ю­щие еди­но­душ­но под­дер­жа­ли ора­то­ра и ста­ли вы­кри­ки­вать: «Не да­дим за­крыть цер­ковь!» А вы­сту­па­ю­щий про­дол­жил: «Где тот кир­пич из уже раз­ру­шен­ных церк­вей? По­че­му из него не по­стро­е­на ни од­на шко­ла?.. Ми­ряне, на­ши серд­ца уже два­дцать лет об­ли­ва­ют­ся кро­вью…»^[2] Зай­дя по­сле ре­чи в ал­тарь, ора­тор по­до­шел к от­цу Вик­то­ру, и тот сер­деч­но по­бла­го­да­рил его за пла­мен­ную речь в за­щи­ту церк­ви.

Про­то­и­е­рей Вик­тор Ки­ра­нов.
За­по­рож­ская тюрь­ма. 1939 год

Вы­ступ­ле­ния ве­ру­ю­щих в за­щи­ту хра­ма не по­мог­ли — он вско­ре по­сле со­бра­ния был за­крыт, а неко­то­рое вре­мя спу­стя, ле­том 1937 го­да, свя­щен­ни­ки По­кров­ской церк­ви бы­ли аре­сто­ва­ны и за­клю­че­ны в тюрь­му в Бер­дян­ске.
От­цу Вик­то­ру предъ­яви­ли по­ка­за­ния лже­сви­де­те­лей, в ко­то­рых го­во­ри­лось, буд­то он по­ру­чил им в день вы­бо­ров отра­вить ко­лод­цы и вы­дал да­же для это­го яд. Один из лже­сви­де­те­лей по­ка­зал, что свя­щен­ник при­хо­дил к нему на квар­ти­ру и брал у него и да­вал сам шпи­он­ские со­об­ще­ния, пред­на­зна­чен­ные для епи­ско­па Ге­ор­гия (Де­ли­е­ва). Озна­ко­мив от­ца Вик­то­ра со лже­сви­де­тель­ства­ми, на­чаль­ник Бер­дян­ско­го НКВД по­тре­бо­вал, чтобы свя­щен­ник их под­твер­дил, но отец Вик­тор от­ка­зал­ся. По­сле­до­ва­ла пло­щад­ная ру­гань, и за­тем сле­до­ва­те­ли бес­по­щад­но из­би­ли свя­щен­ни­ка: би­ли по ли­цу, по жи­во­ту, по че­му по­па­ло. Но по­сколь­ку это не по­дей­ство­ва­ло, его ста­ли до­пра­ши­вать круг­ло­су­точ­но: сле­до­ва­те­ли сме­ня­лись, а под­след­ствен­ный бес­пре­стан­но, в те­че­ние три­на­дца­ти су­ток до­пра­ши­вал­ся. Пе­ре­рыв в до­про­сах был сде­лан все­го один раз на шесть ча­сов.
Через ме­сяц отец Вик­тор под­пи­сал про­тив се­бя лже­сви­де­тель­ства, и де­ло бы­ло от­прав­ле­но на под­пись про­ку­ро­ру. Тот, од­на­ко, на­шел неудо­вле­тво­ри­тель­ным то, как ве­лось де­ло, и неубе­ди­тель­ны­ми по­ка­за­ния об­ви­ня­е­мо­го, и ма­те­ри­а­лы след­ствия бы­ли от­прав­ле­ны в вы­ше­сто­я­щую ин­стан­цию — в Моск­ву, от­ку­да при­шел от­вет, чтобы во всем раз­би­ра­лись на ме­сте.
Сно­ва на­ча­лись до­про­сы, во вре­мя ко­то­рых бы­ли пред­став­ле­ны лже­сви­де­тель­ства, об­ви­ня­ю­щие от­ца Вик­то­ра в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции. К оч­ной став­ке был при­вле­чен от­рек­ший­ся от са­на свя­щен­ник, слу­жив­ший ра­нее вме­сте с от­цом Вик­то­ром в По­кров­ской церк­ви. Он за­явил, что про­то­и­е­рей Вик­тор го­во­рил ему, что кол­хоз­ное стро­и­тель­ство вред­но и кол­лек­тив­ное хо­зяй­ство ги­бель­но для кре­стьян, что отец Вик­тор на­звал его «бал­дой» и «под­ха­ли­мом» за то, что он от­ка­зал­ся слу­жить свя­щен­ни­ком и пе­ре­шел на со­вет­скую ра­бо­ту. Лже­сви­де­тель по­ка­зал так­же, что отец Вик­тор яв­лял­ся ру­ко­во­ди­те­лем всей при­ход­ской жиз­ни, ини­ци­а­то­ром и ру­ко­во­ди­те­лем со­бра­ния, устро­ен­но­го по­сле празд­ни­ка Рож­де­ства в за­щи­ту хра­ма. В за­клю­че­ние сняв­ший с се­бя сан лже­сви­де­тель дерз­ко и наг­ло ска­зал: «По­ра, Вик­тор Ми­хай­ло­вич, бро­сить за­ни­мать­ся этим и пе­рей­ти на чест­ный труд». В от­вет отец Вик­тор на­звал его «бал­дой», за что тут же по­лу­чил де­сять су­ток кар­це­ра.
Со­брав­шись с си­ла­ми и уви­дев, ка­кая бес­по­щад­но-же­сто­кая и ко­вар­ная ма­ши­на ра­бо­та­ет на уни­что­же­ние его лич­но­сти и всех пло­дов ве­ры, ко­то­рые бы­ли со­бра­ны им за преды­ду­щую жизнь, отец Вик­тор за­нял твер­дую по­зи­цию, от­ка­зав­шись от сво­ей под­пи­си под про­то­ко­ла­ми до­про­сов с вы­дви­ну­ты­ми про­тив него об­ви­не­ни­я­ми, и ре­ши­тель­но от­верг все, в чем его про­дол­жа­ли об­ви­нять. Опа­са­ясь об­ма­на и под­ло­га со сто­ро­ны сле­до­ва­те­ля, он 7 мар­та 1939 го­да пись­мен­но от­ка­зал­ся от пер­во­на­чаль­ных по­ка­за­ний, вы­би­тых у него сле­до­ва­те­лем. А за­тем в пись­мен­ном ви­де за­явил, что не при­зна­ет се­бя ви­нов­ным: «Я даю прав­ди­вые по­ка­за­ния, в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти я се­бя ви­нов­ным не при­знаю. Ни­ко­гда ан­ти­со­вет­ской ра­бо­ты я не вел»^[3].
След­ствие бы­ло за­кон­че­но, в ожи­да­нии при­го­во­ра все об­ви­ня­е­мые бы­ли от­прав­ле­ны в тюрь­му в го­род За­по­ро­жье.
Про­то­и­е­рей Вик­тор пи­сал из за­клю­че­ния близ­ким: «Путь ко спа­се­нию про­хо­дит нор­маль­но, по ука­за­нию апо­сто­ла Иа­ко­ва — спер­ва стра­да­ния, за­тем тер­пе­ние, а пе­ре­но­ся их, при­уча­ешь­ся к сми­ре­нию, ко­то­рое, на­де­юсь, по­ро­дит в бу­ду­щем лю­бовь и при­ве­дет ко спа­се­нию… Стра­даю я, как вам из­вест­но, со­вер­шен­но невин­но юри­ди­че­ски и фак­ти­че­ски, так как пе­ред го­су­дар­ством и пе­ред вла­стью ни в чем не по­ви­нен, — весь го­род это мо­жет под­твер­дить… Пе­ред Бо­гом же ви­но­ват за мно­гие и мно­гие гре­хи, за что и несу это ужас­ное на­ка­за­ние как за­слу­жен­ное. Кар­цер — от­сю­да толь­ко и про­сить Бо­га, чтобы про­стил ме­ня, а я Его лишь бла­го­да­рю за ми­лость ис­прав­ле­ния этим пу­тем. Всех вас про­шу: да бу­дет мир меж­ду ва­ми во спа­се­ние ва­ше, а мне в уте­ше­ние»^[4].
29 ок­тяб­ря 1939 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла про­то­и­е­рея Вик­то­ра к вось­ми го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вой ла­герь, и он был от­прав­лен в Но­во­си­бир­скую об­ласть, от­ку­да пи­сал су­пру­ге: «Пи­шу на­ско­ро… При­был к ме­сту сво­е­го на­зна­че­ния. Ехал через Харь­ков, Сыз­рань, Но­во­си­бирск, Томск и Аси­но в ста вер­стах от Том­ска. Жив и здо­ров — ра­бо­таю. Пи­сать бу­ду иметь воз­мож­ность один раз в ме­сяц… Чув­ству­ет­ся, что ви­деть­ся боль­ше не при­дет­ся, а там что Бог даст…»^[5]
Обос­но­вав­шись в ла­ге­ре, отец Вик­тор пи­сал жене: «Мой адрес — с. Аси­но, Но­во­си­бир­ская об­ласть… Воз­ле Аси­но ла­герь тру­до­ис­пра­ви­тель­ный, где ме­ня и вос­пи­ты­ва­ют в этом на­прав­ле­нии. На­зва­ние ла­ге­ря по­ка­зы­ва­ет его на­зна­че­ние. Труд­но, про­тив­но и обид­но, но ни­че­го не по­де­ла­ешь. При­ни­ма­ли доб­рое, при­мем без­ро­пот­но и пло­хое, за­кан­чи­вать жизнь где-ни­будь да нуж­но; сла­ва Бо­гу, что дал воз­мож­ность ис­ку­пить этим пу­тем бес­чис­лен­ные гре­хи пред Ним, то­бою и се­мьей. Знаю ко­неч­но, что жи­вет­ся вам без ме­ня труд­но­ва­то, но по­мо­гать уже боль­ше ни­чем не мо­гу, так как ни­щий есмь… Оде­жи и бе­лья по­ка не нуж­но — об­ста­нов­ка та­ко­ва, что все это пу­стая тра­та. Ста­рые лет­ние туфли, бо­тин­ки и две цвет­ных ру­ба­хи и брю­ки из ка­ко­го-ли­бо дрян­но­го ма­те­ри­а­ла при­шли к ле­ту… о хо­ро­шем, и тем бо­лее бе­лом и го­во­рить нече­го — не нуж­но без­услов­но, смеш­но и глу­по. Жи­ву сре­ди обо­рван­цев, несчаст­ных ста­ри­ков, и сам уже та­ков…»^[6]
«…Спер­ва хо­дил на ле­со­за­го­тов­ки, пи­лить дро­ва, по­том в ово­ще­хра­ни­ли­ще пе­ре­би­рать гниль… а те­перь дне­валь­ным в 8-м ба­ра­ке, где про­жи­ва­ют слу­жа­щие, управ­лен­цы. Хо­жу в ка­зен­ной одеж­де и в лап­тях. Де­жу­рю с 1 ча­са но­чи до 7 утра, а днем убор­ка ба­ра­ка, до­став­ка во­ды и дров… Сло­вом, на­сто­я­щий ку­хон­ный му­жик…»^[7]
«…Ме­ли­то­поль­ский кум ты­ся­чу раз прав, что я несу ка­ру за гре­хи свои, и я бес­ко­неч­но рад, что Бог хоть этим пу­тем на­пра­вил ме­ня, ве­ли­чай­ше­го греш­ни­ка, на путь ис­прав­ле­ния и по­ка­я­ния, но во­об­ще, го­во­ря объ­ек­тив­но, он ска­зал стар­че­скую ерун­ду, или по­про­сту глу­пость. Все на­ши пра­вед­ни­ки, до­стой­ней­шие пас­ты­ри несут на­ка­за­ние ко­неч­но за свои гре­хи, но наи­па­че же за люд­ское неве­же­ство и бла­го­по­лу­чие си­дя­щих на ме­стах и мня­щих о сво­их за­слу­гах, ко­то­рых ни­ко­гда не бы­ло. Бог до­ждит на пра­вед­ных и на злых, и сол­ныш­ко гре­ет тех и дру­гих, в гор­ни­ле же прав­ды Бо­жи­ей об­на­ру­жит­ся, где зо­ло­то и се­реб­ро и где по­ло­ва и со­ло­ма. Сам со­ста­ви­тель ли­тур­гии, со­кра­щать ко­то­рую так бо­ят­ся, за­кон­чил жизнь не в ме­ли­то­поль­ском хра­ме, а в ссыл­ке, хо­тя ни­че­го не со­кра­щал, а на­обо­рот, со­зи­дал и со­став­лял, чем мы и до се­го вре­ме­ни поль­зу­ем­ся. Сла­ва Бо­гу за все!»^[8]
28 ап­ре­ля 1940 го­да отец Вик­тор пи­сал сво­им близ­ким: «Я жив и здо­ров, пер­вое по ве­ли­кой ми­ло­сти Иису­са Хри­ста, а вто­рое по той же ми­ло­сти, воз­гре­ва­е­мой — это я, без­услов­но, чув­ствую — хо­да­тай­ством на­ше­го за­ступ­ни­ка свя­ти­те­ля Ни­ко­лая и мо­лит­ва­ми — да, мо­лит­ва­ми ва­ши­ми, мои доб­рые, хо­ро­шие дру­зья. Жизнь моя про­те­ка­ет обыч­но, как жизнь вся­ко­го за­клю­чен­но­го, — жизнь се­рень­кая, жал­кая, убо­гая, пол­ная скор­би, — скорбь моя о вас, ми­лые мои, не по­ки­да­ет ме­ня ни на ми­нут­ку, и оди­но­че­ство, ведь я здесь со­вер­шен­но оди­нок… Вся­кие рас­суж­де­ния по это­му во­про­су хо­тя бы и ум­ных лю­дей раз­би­ва­ют­ся как ры­ба об лед — лишь на­ше ду­хов­ное об­ще­ние, на­ша ве­ра успо­ка­и­ва­ют эту глу­бо­кую, но по­ка еще не смер­тель­ную ра­ну, а день се­го­дняш­ний идет со все­ми его со­бы­ти­я­ми, при­ми­ря­ет все оби­ды, на­но­си­мые людь­ми лю­дям, — про­стим вся Его Вос­кре­се­ни­ем… Вот это про­ще­ние и со­зна­ние пол­ной неви­нов­но­сти пред об­ще­ством, Ро­ди­ной и пра­ви­тель­ством да­ют на­деж­ду в успо­ко­е­нии, в ожи­да­нии все же хо­ро­ше­го, спра­вед­ли­во­го кон­ца — на­ше­го во­жде­лен­но­го сви­да­ния при до­маш­ней се­мей­ной об­ста­нов­ке — бу­ди, Гос­по­ди, бу­ди. Как хо­чет­ся на­пи­сать вам, все мои до­ро­гие дру­зья, еще мно­го-мно­го теп­лых, хо­ро­ших слов, но не зна­ешь, как их и из­ло­жить, — ну, сло­вом, в на­сто­я­щие свя­тые ми­нут­ки пла­чу, люб­лю, це­лую всех вас, по­ни­маю вас — как, на­де­юсь, и вы ме­ня по­ни­ма­е­те — все­ми фиб­ра­ми сво­е­го су­ще­ства. Вон­ми, Гос­по­ди, на­ше­му вза­им­но­му мо­ле­нию и в этот час, как жерт­ву хва­ле­ния, при­ми на­ше крат­кое вза­им­ное вос­кли­ца­ние: Хри­стос вос­кре­се! и от­вет­ное: Во­ис­ти­ну вос­кре­се!..»^[9]
Вес­ной 1940 го­да про­то­и­е­рей Вик­тор был от­прав­лен в Тем­ни­ков­ские ла­ге­ря, от­ку­да на­пи­сал род­ным: «Я по ве­ли­кой и неза­слу­жен­ной ми­ло­сти Бо­жи­ей жив и здо­ров… За по­сыл­ки очень и очень бла­го­да­рен, но за­чем же сра­зу две? Это пе­ре­сол, убы­точ­ный и для вас, и для ме­ня — хра­нить лег­ко ма­ло, а из­бы­ток не зна­ешь, ку­да и по­ло­жить. Ма­ло вы пред­став­ля­е­те усло­вия мо­ей жиз­ни. В бу­ду­щем при­дер­жи­вай­тесь пла­но­мер­но­сти. Мест­ность, в ко­то­рой жи­ву, на­зы­ва­ет­ся Тем­ни­ки — это быв­шая Са­ров­ская пу­стынь. О се­бе пи­сать ни­че­го не мо­гу, ска­жу толь­ко, что вы все да­ле­ки от ма­лей­ше­го пред­став­ле­ния и бы­то­вых усло­вий, и внеш­не­го мо­е­го ви­да, в ка­ком я на­хо­жусь. Сей­час взял у вра­ча од­но­днев­ный от­дых — ша­лит серд­це, и вот имею воз­мож­ность черк­нуть вам несколь­ко слов, в осталь­ные дни но­чью ухо­жу на ра­бо­ту, но­чью и при­хо­жу, вре­ме­ни и усло­вий для пи­са­ния нет…»^[10]
1 но­яб­ря 1940 го­да отец Вик­тор на­пи­сал: «Я жив и здо­ров, все это по ве­ли­кой ми­ло­сти Бо­жи­ей и за усер­дие ва­ших мо­литв, по за­ступ­ни­че­ству на­ше­го по­кро­ви­те­ля свя­ти­те­ля Ни­ко­лая. Егда был еси юн, по­я­сал­ся еси сам и хо­дил еси, амо­же хо­тел еси: егда же со­ста­ре­е­ши­ся… ин тя по­я­шет и ве­дет, амо­же не хо­ще­ши. Ес­ли пе­ре­фра­зи­ро­вать это на сло­во “пи­сать”, то для вас долж­но быть по­нят­ным, — что мо­гу я о се­бе пи­сать? Да ни­че­го, мы долж­ны, на­хо­дясь в та­ком по­ло­же­нии, боль­ше чув­ство­вать, чем по­ни­мать… Все три по­сыл­ки по­лу­чил. Ве­ли­кое… спа­си­бо с глу­бо­ким по­кло­ном несчаст­но­го зе­ка шлю вам, недо­стой­ный это­го вни­ма­ния. При­ме­ча­ние дру­же­ское: по­сы­лать нуж­но то, что мож­но но­сить и хра­нить в кар­мане, — это су­ха­ри, кол­ба­са, кон­фе­ты. От­ло­мил, взял в кар­ман и по­шел на ра­бо­ту, и есть это непо­каз­но…»^[11]
22 ян­ва­ря 1941 го­да он пи­сал род­ным: «Я по­сле дол­го­го вре­ме­ни ра­бо­ты на ле­со­по­ва­ле, где страш­но устал и обо­рвал­ся, ме­сяц был дне­валь­ным и хо­ро­шо от­дох­нул — сей­час за­чис­лен в раз­ряд ак­ти­ро­ван­ных ин­ва­ли­дов 2-го раз­ря­да и на­хо­жусь в 11-м лаг­пунк­те на ра­бо­те в за­кры­том по­ме­ще­нии — вя­за­ние се­тей…»^[12]
По­здрав­ляя су­пру­гу с те­зо­име­нит­ством, отец Вик­тор пи­сал ей в фев­ра­ле 1941 го­да: «Будь здо­ро­ва, быть мо­жет, Гос­подь сжа­лит­ся над Сво­им пло­хим слу­жи­те­лем и спо­до­бит еще хоть немно­го по­жить нам вме­сте в ми­ре, ра­до­сти и вза­им­ной люб­ви. Как бы хо­те­лось еще по­жить вме­сте и, под­во­дя ито­ги про­шлой жиз­ни, за­пе­реть­ся от все­го ми­ра в свою хат­ку и без­вы­ход­но про­си­деть в ней до кон­ца сво­ей жиз­ни, слу­шая твои ми­лые, все­гда доб­рые и лас­ко­вые раз­го­во­ры мол­ча, на­сла­ждать­ся ими, по­пут­но упле­тая все­гда опрят­но и вкус­но при­го­тов­лен­ные и лю­би­мые мною ку­ша­нья. Это с од­ной сто­ро­ны, а с дру­гой — про­ве­сти нам вме­сте остат­ки жиз­ни в бла­го­че­стии и мо­лит­вен­ном на­стро­е­нии, бла­го­да­ря Бо­га за Его ве­ли­кие ми­ло­сти и на­гра­ды во всю про­шлую жизнь, и, на­сла­жда­ясь здо­ро­вьем и лю­бо­вью сво­их ми­лых, все­гда на­ми лю­би­мых де­ток и вну­ков, быть их мо­лит­вен­ни­ка­ми пред об­ра­зом на­ше­го по­кро­ви­те­ля, свя­ти­те­ля Ни­ко­лая. Вот мои по­же­ла­ния те­бе, моя до­ро­гая име­нин­ни­ца, — да бу­дет во всем во­ля Бо­жия: про­ба­ви, Гос­по­ди, ми­ло­сти Свои и впредь над недо­стой­ны­ми, но лю­бя­щи­ми Те­бя су­пру­га­ми.
Мо­им дру­зьям шлю свой при­вет и по­здрав­ле­ние со вступ­ле­ни­ем в ве­ли­кие дни пред­сто­я­щей Три­о­ди. В вос­кре­се­нье, 10 мар­та, по­мо­лим­ся вме­сте здо­ро­вою ду­хов­ною мо­лит­вою, и я за­оч­но раз­ре­шу вас от всех бо­лез­ней, на­коп­лен­ных за пе­ри­од вре­ме­ни от­сут­ствия вра­чеб­ни­цы, а вы по­мо­ли­тесь за уз­ни­ка, все­гда ду­хов­но пре­бы­ва­ю­ще­го с ва­ми…»^[13]
Через ме­сяц отец Вик­тор на­пи­сал род­ным: «…О сви­да­нии не хло­по­чу, по­то­му что оно невоз­мож­но и не нуж­но. Со­хра­ни­те все пред­став­ле­ние о мне по преж­не­му мо­е­му об­ра­зу и со­хра­ни­те его в сво­ей па­мя­ти, а те­пе­реш­ний свой вид я уне­су в мо­ги­лу, о ко­то­ром вы не бу­де­те иметь пред­став­ле­ния, — и хо­ро­шо. Сви­да­ние — это лиш­ние сле­зы и ужас, да и ненуж­ная за­тра­та необ­хо­ди­мых для вас средств. Ес­ли Гос­подь не спо­до­бит по­ви­дать­ся, да бу­дет во­ля Его, а спо­до­бит — по­го­во­рим и по­пла­чем сле­за­ми ра­до­сти. Ак­ти­ро­ван­ных ин­ва­ли­дов за зо­ну ла­ге­ря не вы­во­дят, и ра­бо­та­ют по­силь­но лишь в зоне ла­ге­ря. Я хо­дил на ра­бо­ты за 3-7 ки­ло­мет­ров. Что ка­са­ет­ся до­сроч­но­го осво­бож­де­ния для та­ко­вых, то это фан­та­зия, по­ко­я­ща­я­ся на ог­не­паль­ном же­ла­нии сво­бо­ды, и толь­ко. На первую свою жа­ло­бу от мар­та 40-го го­да по­лу­чил от­вет, что ос­но­ва­ний для пе­ре­смот­ра де­ла нет, а по­то­му — без по­след­ствий… Ну, что Бог даст, чув­ство пол­ной неви­нов­но­сти пред вла­стью и го­су­дар­ством поз­во­лит при­ми­рить­ся со все­ми стра­да­ни­я­ми…»^[14]
С на­ча­лом Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны по­ло­же­ние за­клю­чен­ных рез­ко ухуд­ши­лось; мно­гие ста­ли уми­рать, остав­шись без под­держ­ки род­ных, ко­то­рые са­ми в это вре­мя ока­за­лись в бед­ствен­ном по­ло­же­нии. Про­то­и­е­рей Вик­тор Ки­ра­нов скон­чал­ся в Тем­ни­ков­ском ла­ге­ре 30 мар­та 1942 го­да и был по­гре­бен в без­вест­ной мо­ги­ле.
Игу­мен Да­мас­кин (Ор­лов­ский)

«Жи­тия но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Рос­сий­ских ХХ ве­ка. Март».
Тверь. 2006. С. 186-195
При­ме­ча­ния

^[1] Про­то­и­е­рей Ни­ко­лай До­нен­ко. Но­во­му­че­ни­ки го­ро­да Бер­дян­ска. М., 2001. С. 88.

^[2] Там же. С. 111.

^[3] Там же. С. 134.

^[4] Там же. С. 136.

^[5] Там же. С. 137.

^[6] Там же. С. 138-139.

^[7] Там же. С. 140.

^[8] Там же. С. 145-146.

^[9] Там же. С. 149-150.

^[10] Там же. С. 152.

^[11] Там же. С. 153.

^[12] Там же. С. 149.

^[13] Там же. С. 155-156.

^[14] Там же. С. 157-158.