БОРИС ИЛЬИЧ КАРЖИН
Яркие незабываемые минуты великого парада 24 июня 1945 года — парада в честь Победы над немецко-фашистской Германией — Борис Ильич Каржин не забудет никогда. В составе сводного батальона танкистов Первого Украинского фронта он маршировал по Красной площади мимо трибун Мавзолея.
Когда началась война, Борису Каржину было 15 лет. Из родной деревни он приехал во Владимир поступать в авиамеханический техникум. А с третьего курса его зачислили курсантом учебного танкового полка.
Через шесть месяцев Борис Каржин получил военную специальность — командир орудия на легких танках Т-60, Т-70. Затем курсантов отправили в Горький, на Сормовский завод, где были сформированы экипажи. С офицерских курсов прибыли командиры танков. Новенькие, только что полученные машины тут же обкатали на полигоне.
На фронт отправлялись через Владимир. Родные, близкие провожали новобранцев на вокзале. Машинист не имел право останавливаться и поэтому поезд ехал очень медленно. Так что солдаты успели спрыгнуть на перрон, попрощаться и вернуться назад. В дороге спали прямо рядом с танками, укрывшись брезентом. Когда проезжали в нескольких километрах от Москвы, видели праздничный салют, который означал, что войска освободили от фашистов еще один город. Шел 1943-й год.
Пополнение направили на Первый Украинский фронт, который уже был за Львовом. В боях за Сандомирский плацдарм в Польше пришлось форсировать Вислу.
Под непрестанным огнем немцев колонна бронетехники по понтонному мосту двигалась на другой берег. Идущий впереди тяжелый танк ИС («Иосиф Сталин») съехал с настила одной гусеницей и беспомощно лег на брюхо. Любая заминка грозила гибелью. Техника и люди встали под обстрелом. А танк, способный пройти где угодно, здесь был бессилен. Гусеницы разорвали бы понтон, попробуй механик выбраться своим ходом. Командир батальона приказал столкнуть многотонную махину в воду. Механик танка плакал навзрыд, глядя, как новенькая, еще не побывавшая в боях машина уходит на дно…
А на другом берегу уже разворачивалось танковое сражение. Искусство танкового боя состоит в постоянном маневрировании. Если остановился и потерял бдительность — сразу становишься мишенью. В этом бою Каржин подбил немецкую самоходку, а его боевая машина осталась невредимой. За форсирование Вислы Борис Ильич получил свою первую награду — медаль «За отвагу».
Части Украинского фронта прорывались к Берлину. Проезжали немецкий город Барут, тот страшно горел. Когда самоходная установка Бориса Каржина, в которой, в отличие от танка, башня не закрывается полностью, двигалась по улицам, танкисты закрывали лицо от нестерпимого жара.
После непрерывного марша танковый батальон вышел под Берлин. По окружной железной дороге курсировал немецкий бронепоезд, экипаж которого совершенно не ожидал, что русские так быстро выйдут к столице. Каржин первым мгновенно оценил ситуацию и открыл огонь из орудия, затем к нему присоединились другие САУ и добили бронепоезд. За смелые и решительные действия в бою Борис Ильич был награжден орденом «Красной Звезды».
Берлин отчаянно оборонялся. В полуразрушенных зданиях прятались «фаустники», вооруженные гранатометами, фанатично защищали последний оплот третьего Рейха. Танки шли по улицам попарно — один по левой стороне, другой по правой, контролируя противоположные стены зданий. Одному танку, без поддержки, на улицах Берлина, простреливаемых со всех сторон, выжить было невозможно.
Потом был марш-бросок к Праге. Ехали днем и ночью, сменяя друг друга за рычагами управления. В столице Чехословакии наших солдат встречали с цветами. Девушки подавали советским танкистам полотенца, чтобы они могли вытереть закопченные после многодневного похода лица.
Здесь, в Праге, для Каржина и закончилась война. К этому времени к боевым наградам на его груди прибавился орден Славы, медали «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
А дальше был Парад Победы. На него Борис Ильич попал, в принципе, случайно. Сначала было решение, что в Москву поедет старшина Киреев, который прошел всю войну, начиная с сорок первого года. Это был мастер вождения: полная грудь орденов и ни одной царапины, хотя из боев не выходил всю войну. Но накануне отъезда он заболел и вместо него поехал Каржин.
Две недели на плацу Академии имени Фрунзе фронтовики готовились к параду, непрестанно занимаясь строевой подготовкой. Успели износить пару сапог. А 24 июня 1945 года сводный танковый батальон Первого Украинского фронта маршировал по брусчатке Красной Площади. На трибуне мавзолея он впервые увидел Сталина и все советское правительство. Так засмотрелся, что чуть было не сбился с шагу. Впрочем, фронтовая выправка не подвела…
После войны его родная воинская часть дислоцировалась в Чехословакии, Австрии, а затем под Могилевом. В 1950 году Борис Ильич демобилизовался, а в 1953 году по направлению партии перешел работать в органы внутренних дел – непосредственно в уголовно-исполнительную систему. В ней Борис Ильич проработал более 30 лет. Последние годы службы возглавлял спецотдел в Управлении. Со службы он уволился в 1983 году в звании подполковника внутренней службы.
Несмотря на преклонный возраст, Борис Ильич старается не пропускать ни одного торжественного мероприятия – он постоянный участник празднования Дня Победы, Дня работника уголовно-исполнительной системы, Дня ветерана УИС.
КАПИТОЛИНА АЛЕКСАНДРОВНА ЮКЛЯЕВА
Капитолина Александровна Юкляева родилась в 1920 году в Кировской области. В семье было пять человек детей. Семьи в старину были большие, да только и умирали в них чаще. Смерть со своей косой не однажды заглядывала в дом Юкляевых. Так, сестра Капы умерла еще в детском возрасте. Отец, перенесший пулевое ранение в Гражданскую войну, долго болел и умер, когда Капитолине было десять лет. Только на восемь лет его пережила жена, Клавдия Васильевна. Умерла она в 1938 году. Так перед самой войной Капитолина с младшим братом остались одни. Старшие дети из дома разъехались: уже служили в армии. «Слез, конечно, было пролито море, — вспоминает Юкляева, — ведь жили мы в деревне, пахать надо, налаживать хозяйство». Приходилось и голодать. Но впереди было худшее. Началась война.
Капитолина Александровна мечтала стать учительницей, как и ее мать. До войны поступила в педагогический институт и проучилась год. Но жизнь спутала планы. Юкляева пошла сражаться за Родину, как и ее братья. На Калининском фронте, куда ее определили, она и в дозор ходила, и телефонограммы принимала. За ее способности, грамотность – все-таки в институте училась – ее прямо с фронта направили учиться в военно-авиационное училище разведчиков, эвакуированное из Гомеля в Башкирию. Капитолина училась по ускоренной программе, получив по окончании училища уникальную специальность фотограмметриста-дешифровщика. Дальнейшая военная биография Юкляевой была связана с 3-й отдельной ротой 14-й воздушной армии.
В чем была суть авиаразведки? В этой огромной кропотливой работе принимали участие до полусотни человек. В кабине самолета рядом с пилотом находился фотограф, который с помощью специального достаточно громоздкого фотоаппарата АФА фотографировал местность сверху. Потом в лаборатории отпечатывали фотоснимки. После этого фотографии нужно было совместить, чтобы получился общий вид местности. Задача фотограмметриста-дешифровщика – читать эти снимки с целью обнаружения местоположения противника. Смонтированные фотографии представляли собой огромную площадь, которую нужно было тщательно просмотреть под лупой, и, сделав отметки, перенести их на карту в виде условных обозначений. Но и это еще не все. По карте писались донесения для командира.
С этой ротой сержант технической службы Юкляева побывала на трех фронтах – 3-м Прибалтийском, 1-м Прибалтийском, 3-м Белорусском. Закончила войну уже на немецкой территории, в городе Граце. Капитолина Александровна участвовала и во взятии Кенигсберга. Имеет Орден Отечественной войны 2 степени, две медали «За боевые заслуги».
Юкляеву демобилизовали в августе 1945 года. Война закончилась, нужно было продолжать жить дальше. На войне Капитолина вступила в партию, поэтому после демобилизации ей дали строго три дня, чтобы устроиться на работу. Для этого она обязана была явиться в райком партии. В халтуринском райкоме КПСС (Кировская область) ее определили в органы МВД – воспитателем в Халтуринскую детскую колонию. С подростками работать было нелегко. Капитолина Александровна пережила три беспорядка, учиненных воспитанниками. «Они объединялись и начинали все крушить, ломать – совершенно становились неуправляемыми, хуже взрослых», — вспоминает она. В этой колонии содержались мальчишки до 14 лет. Потом Юкляева до 1965 года работала в колонии для девочек. Когда в 1965 году детские колонии из ведения МВД были переданы в Министерство просвещения, Капитолина Александровна оказалась перед дилеммой: снять погоны и остаться в детской колонии или переводиться в колонию для взрослых осужденных. Юкляева не захотела уходить из системы. Ей не стоило особого труда решиться переехать во Владимирскую область, тем более что из-за климата той местности, которую она покидала, у нее возникли проблемы со здоровьем.
Капитолина Александровна как опытный воспитатель смогла устроиться на должность начальника отряда в головинскую женскую колонию (ИК-1). «После подростков, — говорит она, — с женщинами было работать уже легче, нежели если бы начинать все с нуля. Правда, женщины капризны. У каждой свой характер. Начальник отряда должен быть психологом, уметь к любой из них найти подход, в душе каждой покопаться. Женщины очень эмоциональны, ранимы, хотя видела я всякое: и матом кроют почище мужиков, и курят, когда идут строем… Но начальники отрядов обязаны с ними работать, иногда и взыскивать по всей строгости, а чаще – понимать».
Два последних года службы Капитолина Александровна вела два отряда. На пенсию она вышла в 1976 году. За службу в уголовно-исполнительной системе она удостоилась 16 медалей.
ЛЕОНИД СЕРГЕЕВИЧ АЛЕХИН
Ветеран Великой Отечественной войны и уголовно-исполнительной системы Леонид Сергеевич Алехин в 2015 году отмечает два юбилея – своё 95-летие и 70 лет со Дня Победы. Несмотря на почтенный возраст, Леонид Сергеевич необычайно бодр духом, а его память бережно хранит воспоминания о далеких днях.
Родился Леня Алехин в деревне Турово Ивановской области в 1920 году. Уже в первом классе, когда ему исполнилось восемь лет, стал «безбожником» – так в то время называли юных ленинцев (название «октябренок» появилось позже). Одним из первых он стал пионером, затем и комсомольцем, активно занимался физкультурой и спортом. Леонид Сергеевич прекрасно помнит, как в 16 лет, в 1936 году, сдавал нормы ГТО — бег, плавание, подтягивание на турнике. Его результаты были одними из лучших. Стрельба из мелкокалиберной винтовки — на «отлично». Причем зачеты тогда сдавали не в удобном спортзале, а во дворе, на улице, на местной речке. То есть условия были приближены к боевым.
В те времена к подготовке будущих защитников Родины подходили с огромной ответственностью. Молодой человек, получивший значок ГТО, был по-настоящему готов к труду и обороне. Леонид Сергеевич сберег этот значок и с гордостью показывает его как настоящую боевую награду. Знак ГТО образца 1936 года и вправду вызывает уважение – он больше похож на маленькую медаль и даже имеет собственный номер, выбитый с обратной стороны.
Вступая в ряды Красной Армии 1 сентября 1940 года, Леонид Сергеевич пришел на призывной пункт с гармонью. Его грудь украшали значки ГТО, ОСАВИАХИМ и «Ворошиловский стрелок». Такого бравого призывника трудно было не заметить, и Леонида направили сразу в офицерское пехотное училище в городе Гайсин Винницкой области Советской Украины. Хотя обучение должно было продолжаться два с половиной года, молодым курсантам предстоял досрочный выпуск к маю 1941 года. Войну ждали. Учебная программа была многообразной, она включала даже кавалерийскую подготовку. Леонид скакал на лошади и шашкой рубил лозу. Ближе к концу обучения каждую неделю устраивались походы по 10-20 километров, стоянки в палатках прямо в зимнем лесу. Постоянно страдали от жажды, ведь питание состояло в основном из горохового концентрата и селедки. За три недели до войны молодых выпускников пехотного училища отправили на юго-западное направление, к самой границе, к городу Перемышль на реке Прут. Командир полка, грузин по национальности, собрал бойцов на большой поляне в лесу, где располагалось его подразделение и, встав на высокий пень, зычным голосом объявил распорядок дня, объяснил, какой сигнал горна означает завтрак, обед, ужин и боевую тревогу. В пятницу 20 июня 1941 года молодым офицерам показывали фильм «Гитлер шагает по Европе». Все понимали, что может начаться война, но никто и не предполагал, что до нее оставались считанные сутки.
В воскресенье 22 июня полк подняли по тревоге в час ночи, пограничники уже заняли оборону, пехотный полк встал за ними. А потом началась страшная бойня. Немцы рвались моторизованными, хорошо вооруженными частями вперед, сметая все на своем пути. Наша оборона была разбита мгновенно. Леонид Сергеевич сетует: «Что у нас было за вооружение? Пушки на конной тяге, да на тракторе ЧТЗ. Винтовки против автоматов и пулеметов. От границы до Запорожья мы буквально бежали». Бомбили жутко, даже мирных жителей. Немецкий бомбардировщик, замаскированный под самолет Красного креста, подлетел к колонне ничего не подозревавших беженцев и сбросил свой смертоносный груз. Отвечать на немецкие атаки было нечем, в руках бойцов Красной армии были только винтовки. Леонид вспоминает, как нашел лошадь, и, вспомнив кавалерийскую подготовку, вскочил в седло. Но тут солдат, который оказался рядом, предупредил, что лучше быть пешим: всадник на коне — слишком хорошая мишень. Части Красной Армии были рассеяны, некоторые бросали военную форму и дезертировали. Леонид даже видел брошенную в кустах шинель офицера высшего командного состава с тремя шпалами на петлицах. В Запорожье удалось передислоцироваться, собрать силы, набрать ополченцев из местных жителей. Всем раздали оружие, несколько суток ушло на переподготовку… Но при первом удобном случае украинские ополченцы с этим же оружием и сбежали, да еще и сами стреляли по красноармейцам!
Нашим войскам пришлось больше отступать, принимая тяжелый неравный бой с сильным и жестоким противником. Леонид Сергеевич вспоминает о том периоде с болью: почему советское командование было не готово к наступлению немцев, почему не было ни сил, ни средств? И сколько же наших бойцов из-за этого погибло в первые дни войны! Какая это боль, какие огромные потери! Сам Леонид с тяжелым ранением был направлен на Северный Кавказ на санитарном поезде. Четверо суток на полу вагона — весь в крови и с температурой за сорок, но выжил. Лечение проходил в Чечне, в госпитале города Грозный, а на выздоровление его отправили в Краснодарский край. Там был оборудован полевой лагерь. Места были болотистые, комаров – туча, а еда – опять один гороховый концентрат. Вдвоем с товарищем они, не дожидаясь полного курса излечения, из этого «оздоровительного» лагеря попросту сбежали и отправились прямо в комендатуру – определяться в действующую армию. Оба были направлены в артиллерийский полк.
И вновь начались дороги войны. Алехин вспоминает:
— Был случай, который навсегда мне запомнился. Освобождали Харьков. Под городом Чугуевом шли ожесточенные бои — то отступим, то возьмем, то опять отступим. Немец бомбил невыносимо: Харьков сдавать не хотел. Во время очередной бомбежки слышу — летит бомба, прямо мне навстречу. Я бегу прямо на неё — так можно спастись. Залег под какой-то сарай. А какие там сараи — плетенные и глиной обляпанные. Взрыв — и от воздушной волны сарай рухнул, полностью засыпав меня землей и глиной. Еле выполз… Это был самый плохой бой. Потом все пошло по-другому.
Командуя орудием, Алехин был всегда строг и дисциплинирован. Перед боем — никаких боевых ста граммов ни себе, ни подчиненным. Если выпил, как можно нормально в оптические приборы смотреть? Техника просчетов не прощает. А своих бойцов, которые порой обижались на своего командира, убеждал — вот бой закончится, тогда и принимайте свою норму — не жалко. Но расслабляться было некогда. Вот летит «Фокенфульф» — самолет-разведчик, (на военном сленге «рама») — надо срочно сниматься с места, иначе вскоре передадут координаты советской батареи врагу и разбомбят. И главное — сбить эту проклятую «раму» никак не получалось, этот самолет был как заговоренный, а летал он медленно, почти бесшумно, предвещая смерть.
Летом, когда освобождали Одессу, на передовой запах стоял невыносимый. Бои прекращали на трое суток и убирали трупы с той и другой стороны. После тяжелейшего отступления в войне наступил перелом, наступление Красной Армии стало неотвратимым. В Одессе артиллерийский полк Алехина на кораблях был отправлен в Румынию. Леонид Сергеевич с боями освобождал Европу, войну закончил в Чехословакии. Демобилизовался Алехин в 1946 году из Венгрии, где последнее время дислоцировалась его часть. Среди наград, которые украшали грудь солдата Победы, были орден Красной Звезды и Орден Отечественной войны.
Война для Леонида Алехина закончилась, а вот служба — нет. Как только приехал в Суздаль к родственникам, в военкомате его, как фронтовика, направили на службу в детскую трудовую колонию, бывший Суздальский политизолятор, который располагался в Спас-Евфимиевом монастыре. Контингент там был разношерстный, малолетние бандиты, воры и бандеровцы. Хотя так их по большому счету сложно было называть, они не воевали против Красной Армии, как «гитлерюгенд». Многие просто снабжали подразделения Степана Бандеры продовольствием, в общем, были пособниками. Некоторые подростки были осуждены за мелкие преступления, которые и преступлениями-то можно назвать с большой натяжкой. Однажды он увидел среди осужденных знакомого мальчишку из деревни, а потом узнал его грустную историю. Миша, так его звали, пошел на речку искупаться, а голод не тетка, дома есть нечего. Вот и зашел бедолага на колхозный огород – выдернул одну морковину. Не успел съесть – председатель его поймал и сдал милиции. В результате — скорый суд и несколько лет лагерей.
В Суздальской детской колонии все было непросто. Малолетние воры и бандиты, которых суровое военное время сделало дерзкими и жестокими, противостояли активистам, но в целом сохранялось равновесие. Были и побеги: мальчишки связывали простыни и перебирались за монастырскую стену. Осужденные занимались слесарным делом, делали молотки, пассатижи, пластмассовые педали для велосипедов. Леонид Сергеевич, как хороший спортсмен, в колонии по должности был физруком, организовывал спортивные состязания, готовил подростков к сдаче норм ГТО, тренировал лыжников и конькобежцев. На территории колонии была лыжная трасса и каток! Мальчишки своего физрука уважали. Алехин с гордостью вспоминает, как во главе колонны своих подопечных он шагал на стадионе во Владимире, где им вручили знамя спортивного общества «Динамо» как лучшей команде воспитанников трудовых колоний. В колонии успешно действовали школа и клуб.
Но благополучие того времени однажды закончилось. Это было летом 1947 года. Из Федуловской колонии для несовершеннолетних (нынешняя колония особого режима в п. Пакино) в Суздальскую ИТК были направлены «на исправление» несколько мальчишек — злостных нарушителей режима, по сути — целая банда малолетних преступников, знавших друг друга еще на воле. Придя на новое место, юные уркаганы стали устанавливать свои воровские порядки, вступив в открытый конфликт с местным активом. События разворачивались очень быстро. Новые «лидеры» разожгли настоящий бунт. Весь гражданский персонал из колонии был удален – остались только сотрудники при погонах. В слесарных мастерских бунтовщики сделали пики и ножи. Одного мальчишку из числа активистов малолетние изверги закололи и вырезали глаза, насыпав в пустые глазницы красного порошка.
Готовился и массовый побег. В одной из монастырских башен, где была кузница, осужденные железными ломами и кувалдами стали пробивать проход. Но выбраться на свободу им было не суждено: снаружи их ждал отряд милиции. Другой отряд для усмирения бунта вынужден был зайти в зону. На территорию колонии заехала пожарная машина, поливая бунтовщиков из водомета. Известие о происходящем быстро дошло до Москвы. Большой бунт в детской трудовой колонии был весьма серьезным ЧП. Зачинщиков отправили во Владимир, руководство сменили, а через год Суздальская ИТК была перепрофилирована в колонию для несовершеннолетних девушек. Контингент был разный. Некоторые прибыли из Москвы, где были осуждены за проституцию и связи с иностранцами, словом, настоящие оторвы. Как признается Леонид Сергеевич, с мальчишками работать было намного легче. С самого начала девушки «поделили» между собой всех офицеров: «Этот мой, а вот этот – мой». Подчас вели себя нагло, провоцируя охрану. Обстановка была далеко не простая, а женщин из числа сотрудников было очень мало. Осужденные девушки работали в швейных мастерских, шили постельное белье и матрацы.
В 1956 году в МВД начались реформы, сокращение штатов. Коснулось это и Алехина. Он закончил службу в уголовно-исполнительной системе и уже навсегда снял военную форму, занявшись мирным трудом.
Cейчас ветеран занимает активную жизненную позицию, интересуется политической жизнью страны. Дети и внуки Леонида Сергеевича уже выросли, они по праву им гордятся и искренне любят. Вот такая она — судьба русского человека, прошедшего всю войну, отдавшего Родине лучшие годы свои жизни, судьба настоящего человека.
НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КУЗНЕЦОВ
1922 — 2016 гг.
Николай Васильевич Кузнецов родился в 1922 году в городе Собинка. В 1940 году он окончил среднюю школу и должен был пойти в армию. Тогда вышел приказ, по которому всех, получивших среднее образование, призывали на военную службу. На тот момент Кузнецову еще не исполнилось 18 лет. Но он проявил настойчивость и написал заявление о досрочном призыве его на службу. Тем более что и деваться ему было некуда: работы в родном городе для молодого парня не нашлось. Кузнецову удалось попасть в одну команду со своими одноклассниками. По распределению их отправили в Бологое, в школу младших авиаспециалистов. Николай стал учиться на моториста.
Когда началась война, он уже был в авиации. Попал в полк, который располагался в том же военном городке, что и школа. «12 июля 1941 года наш аэродром уже начали бомбить, — рассказывает Николай Васильевич. – И наши самолеты тоже вскоре полетели бомбить Берлин. На нашем аэродроме их заправляли горючим, они летели до Прибалтики. Там, на островах были советские военные базы, где самолеты заправляли горючим и загружали бомбами, и потом они летели на Берлин. Потерь было много: в эскадрилье 9 самолетов, а из них возвращались пять-шесть, а то и четыре. К осени 1941-го самолетов у нас почти не осталось».
Полк, в котором служил Кузнецов, расформировали и отправили в Оренбургскую область, где формировалась авиация дальнего действия. Там он занимался сборкой самолетов, части которых приходили в контейнерах из Комсомольска-на-Амуре. Но вот пришла разнарядка на фронт. Кузнецов попросил и его включить в эту разнарядку. Но повоевать ему тогда не удалось: отправили в пензенское минометное училище. Закончил он его в декабре 1942 года, получил звание младшего лейтенанта. Попал Кузнецов на Северо-Западный фронт, с этого момента и началась его непосредственная боевая деятельность. Он участвовал в Орловско-Курской битве, в освобождении Киева, форсировании Днепра, в Висло-Одерской операции.
«В 1943 году наш полк обеспечивал форсирование Днепра, — говорит Николай Васильевич. – Мы вели артиллерийский и минометный огонь по позициям противника. Наш берег был низкий, а где немцы – высокий. Поэтому получилось так, что боевые позиции были впереди, а наблюдательный пункт, откуда управляли огнем, — сзади. Но мы здорово тогда немцам дали. А потом пошла пехота, на лодках, на плотах. Правда, немецкий снаряд попал в окоп, где стоял один из наших минометов. Миномет вышел из строя, трех человек ранило. Но все обошлось».
В январе 1945 года началась Висло-Одерская операция. «Три советских фронта сразу перешли в наступление. Одна армия начинает делать прорыв, идет в наступление. Мы занимаем позицию, делаем артподготовку. Затем пехота и танки идут вперед, мы немного их сопровождаем, потом нас бросают на другой участок. Когда прорвали фронт немцев, мы стали воевать так: в полку два дивизиона, один воюет, а второй – на отдыхе. Однажды наш дивизион остался в резерве, в одном польском городке. Мы боеприпасы отдали своим товарищем, которые отправились на передовую, а себе оставили один боекомплект. Когда прорвали оборону немцев, очень много вражеских войск остались в нашем тылу. Мы идем вперед, а они – сзади, найдут местечко и начнут прорываться через наши тылы к своим войскам. И вот на этот городок, в котором мы находились, пошла колонна немцев: танки, бронетранспортеры, пехота. Но все они передвигались по шоссейной дороге, никуда не сворачивая, хотели только проскочить к своим. Мы постреляли и отошли немного в сторону. Они стали проходить, заходили в дома, в одном из них был медсанбат, порезали там некоторых наших солдат. Неприятная история была. И в самом конце мне пришлось ее еще вспомнить».
25 марта 1945 года Кузнецов получил тяжелое ранение. Он был со своей батареей на передовой вместе с пехотой. Они форсировали речку, захватили немецкий городок и аэродром. Через день немцы пошли в контратаку. В этом жарком бою Кузнецову разбило руку и ногу. Война для него закончилась.
Лежал он в госпитале, в немецком городе Намслау, так как был нетранспортабельным больным. В этом госпитале Николай и встретил День победы. «Но не так на фронте страшно было, — говорит Николай Васильевич, — как я встретил День победы. В том городе была последняя железнодорожная станция, куда ходили наши эшелоны с боеприпасами, с продовольствием, с личным составом. У нас до этого уже давно были разговоры, что станция у нас опасная, дело к концу идет, немцы на все могут пойти: здесь большие военные склады, прилетят, разбомбят все, и нам тут достанется. 9 мая часов в четыре-пять утра поднялась стрельба, стреляли из чего только можно: из автоматов, пулеметов, винтовок. Двое моих соседей по палате пошли на улицу, посмотреть, что там происходит. И весь город вывалил на улицу. А я остался один, приподнимусь с кровати, погляжу немного в окно: бегут наши солдаты и стреляют вверх. Ну, думаю, сбылись самые ужасные опасения, выбросили, наверное, немцы свой десант на город, чтобы захватить склады. Это ведь была последняя их надежда. Тут я и вспомнил тот случай, когда немцы ходили по нашим тылам. И мне стало не по себе. Но потом все выяснилось. Пришел начальник госпиталя, стал заходить в каждую палату и поздравлять с окончанием войны».
После того как война закончилась, Кузнецова перевезли в Бакинский госпиталь. Там он пролежал целый год. Отец пишет ему: «Сынок, уже год, как война кончилась, а тебя все нет. Мать болеет, плачет, боится, что умрет, а тебя и не увидит». Посылал Николай родителям фотокарточку, но на ней ведь не видно, целы ли у него руки и ноги. Однако вскоре его перевели в Горький, и ему наконец-то удалось побывать дома.
После войны Николай Васильевич служил в Германии, Румынии, Белоруссии. Последнее место службы – одесский военный округ. Там у него заболела дочь. Врачи сказали, что надо менять климат. Поэтому Кузнецов принял решение уволиться из вооруженных сил и вернуться на родину, во Владимирскую область.
С 1963 года Кузнецов работал в уголовно-исполнительной системе. Он отдал ей 25 лет своей жизни.
Николай Васильевич умер 25 февраля 2016 года.