Священник Константин Кобелев
Продолжение, начало читайте здесь: Поэтому храм наш (в Бурырке) я сравниваю с Крестом Господним…
— Можете немного рассказать о нынешней ситуации с работниками тюремной системы?
Священник Константин Кобелев — Вчера я беседовал с ветеранами ФСИН (системы исполнения наказаний), которые многими десятилетиями служили контролерами в Бутырской тюрьме (СИЗО). И вот Иван Лукич Бушмин сказал мне:
«Что же пишут сейчас о нас, о нашей работе? В те годы мы никого не избивали, пальцем не трогали, бывали ситуации, когда применялось насилие, в случае угрозы бунта, но всегда действовали по инструкции, никогда никого не избивали. Мы работали с этими людьми и никогда, если человек нормально себя вел, не применяли никакого насилия».
Это было в те годы, когда была сложная обстановка, были переполнены камеры. С 1920-х годов Бутырка была переполнена в течение всего советского времени. Известно, что:
- в 1937 году в Бутырском СИЗО сидело около 8000 арестантов,
- в 1990 году в Бутырском СИЗО сидело — 9000 арестантов,
- а 2011 году в Бутырском СИЗО — всего около 1500 арестантов (а лимит = 1800 заключенных),
- что почти теперь соответствует нормативам: 4 квадратных метра на заключенного.
И работа эта нелегкая, тюремный быт… Работники системы половину жизни также проводили в тюрьме. Это особая работа. Как говорится, это требует особой харизмы (особого дара).
— К вам ходит много сотрудников тюрьмы на службы?
Священник Константин Кобелев — Да-да, у нас есть сотрудники верующие, некоторые даже читали Часы на службе, ходят многие сотрудники и из медчасти, и из других мест СИЗО.
— Они причащаются в тюремном храме?
Священник Константин Кобелев — Нет, они причащаются в своих приходских храмах. Здесь они всё же на работе…
Конечно, была и другая сторона: были следователи, пытки. Это не были контролеры СИЗО, это НКВД, следователи всегда отделялись от исполнительной системы, то есть одно дело — кто сажает, а другое дело — кто содержит. Тюремная система — это исполнительная система, и она не была античеловечной.
И вот следователи-то как раз смотрели, кого с кем посадить, как выбить из человека показания, они расселяли зеков по камерам, а не тюремные работники. Получается, что одни как бы стараются содержать и обеспечить человека всем, что нужно для существования, а цель других — добыть какие-то сведения.
— Святейший Патриарх подписал соглашение с ФСИН. Как оно повлияет на развитие тюремного служения?
Священник Константин Кобелев — Несомненно, это важный этап. Кому-то это соглашение, возможно, и откроет двери туда, где ранее не удавалось осуществлять тюремное служение, но про Бутырскую тюрьму могу сказать, что мы и так здесь хорошо продвинулись в этом служении. И многое определяют хорошие отношения с начальником СИЗО.
— А либерализация УК (Уголовного Кодекса РФ)? Как к ней следует относиться?
Священник Константин Кобелев — Итак, либерализация УК РФ. Я говорил об этом с начальником нашего СИЗО полковником Внутренней службы Сергеем Вениаминовичем Телятниковым. Он одобряет эту либерализацию, говорит о том, что бо́льший процент заключенных — это люди, приехавшие в Москву на заработки, не имеющие средств. И трудная ситуация подталкивает их совершить мелкую кражу. Ну, хорошо, назначьте им штраф в два раза больше, но зачем содержать их в тюремных стенах?
Ведь за любую мелочь человека сажают в Бутырки! И в результате — он по полгода там находится…
— А вам, батюшка, не приходилось сталкиваться с тем, что, отсидев в СИЗО, некоторые снова сюда попадают, а потом и в третий раз? Как этого избежать? Сейчас много говорят о ресоциализации и реабилитации.
Священник Константин Кобелев — Прискорбные случаи. Вопрос ресоциализации стоит очень остро. Обязательно этим нужно заниматься, создавать реабилитационные центры!
Я знаю, что Преосвященный Иринарх, епископ Красногорский, Председатель Синодального отдела, собирается создавать подобные центры. Это большое дело. А то человек выходит на свободу, и ему некуда деваться.
В моей практике был случай: у нас находился замечательный человек, золотые руки, отличный сварщик, помогал в храме, много сделал, но через полгода после того, как он вышел на свободу, его снова арестовали, потому что у него не было ни семьи, ни прописки, ни работы. Его задержали при облаве на лиц без определенного места жительства.
Хороший человек, никаких серьезных нарушений не совершал и, тем не менее, оказался опять здесь…
— В Воронеже есть реабилитационный центр: человек выходит на свободу и попадает в реабилитационный центр, но уже с той стороны колючей проволоки. И заключенный, когда освобождается, сразу далеко не уходит от колонии (ИТК, «зоны»), а какое-то время пребывает там. И это еще потому хорошо, что и колонию, и реабилитационный центр опекает один батюшка. Он как бы выводит человека на свободу.
Священник Константин Кобелев — Пока это, к сожалению, единичный опыт. Арестант вышел на свободу, и ему некуда деться. Так ему трудно, столько приходится страдать, что он решает украсть в конце концов какую-то мелочь и опять сесть, чем так мыкаться в этом чужом ему мире.
— Как проходит тюремное служение? Не трудно ли совмещать ваше служение с приходским?
Священник Константин Кобелев — У нас двенадцать батюшек. Служба — как минимум, раз в неделю, а обычно мы служим два раза в неделю. Служим по очереди. Одни батюшки могут почаще служить, другие — пореже, ведь все — настоятели, или состоят в клире приходских храмов. Но никто не отказывается и от служб в СИЗО — все несут это тюремное служение.
Когда меня пригласил владыка Александр и предложил служить здесь, я отказывался и даже принес ему указы, по которым я являюсь клириком храма святителя Николая в Бирюлево и преподобного Серафима Саровского при психоневрологическом интернате. Но владыка Александр меня уговорил.
И теперь удивительное дело получается — служение в одном храме помогает служению в другом.
И вот случается так, что все эти храмы у меня как бы поддерживают друг друга. Например, в интернате содержится около 700 человек, там, соответственно, можно рассчитывать на какую-то помощь. К примеру, есть холодильные камеры, и мы перед Пасхой имеем возможность хранить там куличи для всех тюремных храмов.
Были случаи, когда сотрудники интерната даже красили яйца для заключенных Бутырской тюрьмы. Три тысячи яиц покрасили (по 2 яйца — для каждого арестанта). Получается интересное такое соработничество.
А если бы священник служил только в тюрьме, у него не было бы возможности найти такую помощь. И где бы мы брали для храмов певцов, алтарников? Конечно же, без прихода не смог бы ничего сделать. Раньше были верующие: и надзиратели, и заключенные, — можно было их привлекать как алтарников и певчих. Был у нас случай: пели заключенные, но это был только единичный случай. Даже в колокол звонить — надо кого-то обучать, никто не умеет…
И мы не имеем здесь никаких средств. Если в обычном храме мы продаем свечи, имеем какие-то деньги, то здесь — наоборот, надо все с собой принести…
— Я сам хожу на службы в СИЗО-5. И там бывают все время такие случаи: заключенных забыли предупредить, и они успели перед Литургией поесть. И батюшки начинают раздумывать, допускать их до причастия или нет. И каждый решает этот вопрос по-своему. У Вас бывают подобные случаи?
Священник Константин Кобелев — Мы учимся друг у друга обращению с заключенными. Решаем сложные вопросы, которые трудно было бы решить одному человеку. Как допускать до Причастия, кого допускать, кого не допускать, кого причащать, кого — нет. Это все определяется соборным мнением.
По отзывам, которые мы получаем из разных мест, бывает слишком строгое отношение именно к Причастию. А ведь к заключенному, по нашему соборному мнению, надо подходить по таким же критериям, как к умирающему… Нужно больше обратить внимание на другое: у него уже десять лет пост, а не шесть, десять, двенадцать часов. Вся ситуация, в которой он находится, — это пост. Нужно иметь к человеку большее снисхождение…
-А ведь некоторые заключенные не собираются каяться. И все же надо к ним идти…
Священник Константин Кобелев — Мы никого не принуждаем, никому ничего не навязываем. Мы призываем к покаянию. Некоторые, совсем очерствевшие душой, приходят к нам на службу. Может, и ради любопытства, и чтобы из камеры куда-то выйти. Постоят, посмотрят, кто-то, как умеет, помолится. Приглашаем причаститься некоторые говорят: «Я не готов». Но все равно, какое-то зерно закладывается в души, которое, может, не здесь, а где-то в колонии уже прорастет.
— Сейчас много говорят о штатном духовенстве в тюрьме…
Это не нужно. И очень хорошо, что священники воспринимаются не как сотрудники Системы исполнения наказаний (ФСИН), но как Божии посланники из Царства абсолютной свободы. Священники обладают большим жизненным опытом сокровенного общения с самыми различными людьми. И, наконец, они имеют от Бога-Пастыреначальника и Церкви особую Благодать, данную в Таинстве Священства.
Поэтому от нас, тюремных священников,
требуется вера во всемогущество Божие, конечно,
но и вера в возможность исправления человека, надежда на его спасение
и премудрая рассудительность, растворенная жертвенной христианской Любовью.
Священник Константин Кобелев,
старший священник храма Покрова Божией Матери Бутырской тюрьмы в Москве