Но всегда ли нам понятно, что за «прохлада» веет на нас от креста, после которой мы чувствуем себя, по Синаксарю, «помолодевшими», и какая нас ждёт победа? Крест как великий символ, архитектурная форма, знак — все более с веками возвышался над миром, но узнать и удержать его смысл, подлинную красоту и познать крестную силу всегда было непросто. Ложные образы, смыслы и силы затмевали и затмевают Крест Христа, Его распятие, ставшее «для иудеев соблазном, для язычников — безумием» (1 Кор 1:23). Опознать и отринуть все обманки и миражи и должно помочь это общее церковное усилие Крестопоклонной недели.
Икона «Распятие с предстоящими». Новгород, XVI в.
Крест даже просто как привычное знамение-жест далеко не сразу сопровождал молитву христианина. В первые века ученикам Христа не приходило в голову изобразить на себе орудие казни — своей рукой пригвоздить себя ко кресту, то что мы довольно легко (пусть и благоговейно) делаем на богослужении все вместе. Трудно себе сейчас представить, как кто-то возведя глаза ввысь восклицает: «Господи, благодарю тебя за то, что ты исцелил мою дочь» или «помоги нам исполнить это важное доброе дело», а потом показывает на себе затянутую петлю, отсечение головы или расстрел. Но распятие было такой же казнью, только еще более мучительной и постыдной, казнимый умирал в презрении окружающих.
«Крест — не просто страдание, но страдание и отверженность, — пишет свидетель веры XX века Дитрих Бонхеффер, — причем отверженность в узком смысле — из-за Иисуса Христа, а не из-за какого-нибудь иного исповедания или позиции».
Страх перед отверженностью любимыми, друзьями, родными, сослуживцами из-за того, что ты стараешься жить, как Христос — в этом же христианство — вот что подменяет крест. Желание приписать ему что-то уважаемое или хотя бы приемлемое в мире людей. На груди носят знак национально-религиозной идентичности, амулет, хранящий от болезней и козней судьбы, дорогое украшение или произведение ювелирного искусства, подарок бабушки и что-то ещё. Над городом блистают или темнеют символы великих исторических и культурных эпох державы. О чем они нам напоминают? О том ли, что зло побеждается бесстрашием беззащитных любви и веры, а любое оружие, земная власть и деньги, хоть облепи их крестами и утопи в святой воде, первыми — такая у них природа и порода — сдаются злу и подлости?
Откровение о многовековом непреодоленном соблазне креста как символе смешения власти кесаря и Бога пришло во время Первой мировой войны архимандриту Спиридону (Кислякову), бывшему капелланом на фронте, когда он увидел авиабомбардировку: «Он бросал бомбы из продольной конечности черного креста. В этот момент мне припомнились знаменательные слова четвертого века: “Сим победиши”! Когда же я припомнил эти слова и мысленно произнес их, тогда вдруг, в этот самый момент, понял смысл и значение этих ужасных слов, понял и едва не обезумел от ужаса. Да ведь эти слова “Сим победиши”, говорил я сам себе, совершенно тождественны и однородны по своему внутреннему смыслу и значению с третьим искушением Христа в пустыне: “Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то все будет Твое” (Лк 4:6-7)»
Икона «Крест Голгофский». XVIII в.
Крест стал последним ответом Христа и знамением победы над всеми тремя смертельными искушениями Противящегося: хлебом, чудом и властью. Но этот мир именно крест постарался подладить под них, поставив на поток от имени церкви чудесные исцеления, обещания сытости и благополучия и помазание кесаря во многих землях не только на государственную власть, но и на церковную, не важно официальную или нет.
Как-то все время выскакивает из памяти, что даже в свой последний час Он не позвал, хоть говорил, что мог бы, двенадцать легионов ангелов на помощь. Не попросил учеников преломить и раздать на Голгофе такие же пять хлебов, которыми накормил пять тысяч и еще осталось. Воскреснув, не явился Ироду и Пилату со словами: не ждали ребята, что моя возьмёт! Нет, Он умер в муках, избитый и осмеянный и две тысячи лет собирает тех, кто так же тихо и твердо дерзнул пойти путем любви, которая в этом мире всегда радость и всегда трагедия.
Крест — это новое отношение к страданию в этом мире, в котором каждый из нас, как это не старо и не тоскливо звучит, рожден на страдание и смерть. Николай Бердяев пишет, что человека в жизни ждут два страдания: одно от ударов судьбы и смерти и «еще горшее страдание» от бунта против страдания. «Избегать страданий и убегать от страданий, — пишет Бердяев, — есть величайшая иллюзия жизни, самообман. Один только путь раскрыт перед человеком, путь просветления и возрождения жизни, — принятия страдания как креста, который каждый должен нести и идти за ним, за Распятым на кресте. В этом глубочайшая тайна христианства…»
Крест в центре храма во время поста — это вопрос: хотим ли мы увидеть себя рядом с Ним на одном пути? Крест — преодоление человеческой бескрылости и инфляции любви в этом мире. Или, как писала преподобномученица Мария (Скобцова): «суд Христа с неумолимой логикой мироздания».