20 марта — день памяти священномученика Николая Розова, преподобномученика Нила (Тютюкина), преподобномучениц: Марии и Матроны Грошевых, Евдокии Синицыной, Екатерины Константиновой, Антонины Новиковой, Надежды Кругловой, Ксении Петрухиной, Анны Гороховой

Дата первой публикации 20.03.2017

Дата последней редакции 21.03.2017 03:36

Свя­щен­но­му­че­ник Ни­ко­лай ро­дил­ся в 1870 го­ду в се­ле Ивань­ко­во Ро­стов­ско­го уез­да Яро­слав­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Ни­ко­лая Ро­зо­ва. По окон­ча­нии Яро­слав­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии Ни­ко­лай Ни­ко­ла­е­вич был ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка ко хра­му в се­ле Спасск-Го­ро­дец Ро­стов­ско­го уез­да, в ко­то­ром он про­слу­жил до 1928 го­да, ко­гда был пе­ре­ве­ден в храм в се­ле Чаш­ни­цы то­го же уез­да.
В это вре­мя боль­ше­ви­ка­ми в Рос­сии ста­ла про­во­дить­ся кол­лек­ти­ви­за­ция: од­них кре­стьян при­ну­ди­тель­но сго­ня­ли в кол­хо­зы, у дру­гих — по­все­мест­но от­би­ра­ли иму­ще­ство и зем­лю, а их са­мих вы­сы­ла­ли це­лы­ми се­мья­ми в необ­жи­тые рай­о­ны стра­ны. По боль­шей ча­сти кол­лек­ти­ви­за­ция про­во­ди­лась при­е­хав­ши­ми из го­ро­да ком­му­ни­ста­ми, дей­ство­вав­ши­ми по от­но­ше­нию к кре­стья­нам, как ино­род­че­ский эле­мент. Эти идей­ные ино­род­цы по­дав­ля­ли вся­кие за­чат­ки кре­стьян­ско­го недо­воль­ства и со­про­тив­ле­ния и тща­тель­но вы­ис­ки­ва­ли тех, кто под­ле­жал уни­что­же­нию. И в первую оче­редь это бы­ли, ко­неч­но, свя­щен­ни­ки, из­на­чаль­но чуж­дые боль­ше­ви­кам по раз­ли­чию в ве­ре. На­род вос­при­нял кол­лек­ти­ви­за­цию как на­чи­на­ю­щу­ю­ся про­тив него вой­ну, гро­зя­щую ему бе­да­ми и смер­тью, — и лю­ди по­тя­ну­лись в хра­мы ис­по­ве­до­вать­ся и при­ча­щать­ся.
Храм в се­ле Чаш­ни­цы на празд­ник Сре­те­ния Гос­под­ня 15 фев­ра­ля 1930 го­да был по­лон мо­ля­щих­ся. По­чти все при­шед­шие ис­по­ве­да­лись и при­ча­сти­лись. Пе­ред ис­по­ве­дью отец Ни­ко­лай, об­ра­ща­ясь к мо­ля­щим­ся, ска­зал: «Пра­во­слав­ные, эта ис­по­ведь про­хо­дит, мо­жет быть, в по­след­ний раз, а по­том нас про­го­нят от­сю­да или за­кро­ют цер­ковь; я вам от ду­ши же­лаю луч­шей жиз­ни в но­вых усло­ви­ях, но не за­бы­вай­те ве­ру Хри­сто­ву».
В сво­ем сло­ве в кон­це служ­бы он вновь по­вто­рил: «Пра­во­слав­ные, на­ста­ло вре­мя смут­ное, сей­час за­кры­ва­ют все церк­ви, вер­но, ско­ро за­кро­ют и на­шу, нам бу­дет негде слу­жить…»
На­род, слу­шая свя­щен­ни­ка, пла­кал, ни­ко­му не хо­те­лось те­рять Бо­жье­го хра­ма.
Через день по­сле празд­ни­ка дей­ство­вав­ший в этом рай­оне упол­но­мо­чен­ный по кол­лек­ти­ви­за­ции Без­де-Мер­ли от­пра­вил сво­е­му на­чаль­ни­ку ра­порт: «На­сто­я­щим со­об­щаю вам, что поп Чаш­ниц­ко­го се­ла по вос­крес­ным и дру­гим празд­ни­кам цер­ков­ным про­из­во­дит ис­по­ведь ве­ру­ю­щих; на ис­по­ведь идут по­чти изо всей окру­ги, и по­сле ис­по­ве­дей на­блю­да­ет­ся вы­ход за­пи­сав­ших­ся в кол­хоз… со сво­ей сто­ро­ны я счи­таю необ­хо­ди­мым по­па се­ла Чаш­ни­цы вы­слать — чем ско­рее, тем луч­ше»[1].
18 фев­ра­ля бы­ла вос­крес­ная служ­ба, и на сле­ду­ю­щий день тот же упол­но­мо­чен­ный сно­ва ра­пор­то­вал об от­це Ни­ко­лае. «На дру­гой ис­по­ве­ди, в вос­кре­се­нье 18.2.30 го­да, — пи­сал он, — ко­ли­че­ство ис­по­вед­ни­ков бы­ло в два ра­за боль­ше, чем в пер­вый раз; оба ра­за служ­ба бы­ла очень дол­го, при­мер­но до ча­са дня, а обык­но­вен­но служ­бы про­дол­жа­лись до один­на­дца­ти ча­сов утра»[2]. И он сно­ва по­тре­бо­вал вы­сыл­ки свя­щен­ни­ка.
22 фев­ра­ля 1930 го­да отец Ни­ко­лай был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му в Яро­слав­ле. От­ве­чая на во­про­сы сле­до­ва­те­ля, свя­щен­ник ска­зал, что дей­стви­тель­но на празд­ник Сре­те­ния Гос­под­ня в хра­ме при­сут­ство­ва­ло око­ло пя­ти­де­ся­ти его при­хо­жан, ко­то­рые при­шли ис­по­ве­дать­ся, но ни­ка­ких про­по­ве­дей о пре­сле­до­ва­ни­ях ре­ли­гии он не го­во­рил и в предъ­яв­лен­ном об­ви­не­нии в аги­та­ции про­тив со­вет­ской вла­сти и кол­хо­зов ви­нов­ным се­бя не при­зна­ет.
28 фев­ра­ля 1930 го­да след­ствие бы­ло за­кон­че­но, и 16 мар­та 1930 го­да трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла от­ца Ни­ко­лая к трем го­дам ссыл­ки в Ар­хан­гельск. Свя­щен­ник Ни­ко­лай Ро­зов скон­чал­ся 20 мар­та 1930 го­да в яро­слав­ской тюрь­ме и был по­гре­бен в без­вест­ной мо­ги­ле.

 

 

Пре­по­доб­но­му­че­ник Нил ро­дил­ся 4 мая 1871 го­да в се­ле Олья­ви­до­во Дмит­ров­ско­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стьян Фе­до­ра и Ан­ны Тю­тю­ки­ных и в кре­ще­нии был на­ре­чен Ни­ко­ла­ем. Окон­чив сель­скую шко­лу, он по­сту­пил на фаб­ри­ку Позд­ня­ко­ва в го­ро­де Дмит­ро­ве — сна­ча­ла уче­ни­ком, а за­тем тка­чом. Позд­нее ра­бо­тал в Оре­хо­во-Зу­е­ве на ткац­кой фаб­ри­ке Зи­ми­на. В 1901 го­ду он уехал в Моск­ву и стал при­слу­жи­вать в од­ной из церк­вей.
Из­брав мо­на­ше­ский путь, Ни­ко­лай в 1904 го­ду по­сту­пил в Иоси­фо-Во­ло­ко­лам­ский мо­на­стырь и через два го­да был при­нят ту­да по­слуш­ни­ком. В 1907 го­ду он был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Нил. В 1909 го­ду мо­нах Нил был на­зна­чен на долж­ность эко­но­ма, в 1910 го­ду ру­ко­по­ло­жен во иеро­ди­а­ко­на, в 1913-м — на­зна­чен ис­пол­ня­ю­щим долж­ность бла­го­чин­но­го. В том же го­ду он был ру­ко­по­ло­жен во иеро­мо­на­ха и утвер­жден в долж­но­сти бла­го­чин­но­го[1].

Иеро­мо­нах Нил (Тю­тю­кин). Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

Иеро­мо­нах Нил (Тю­тю­кин).
Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

В 1920 го­ду Иоси­фо-Во­ло­ко­лам­ский мо­на­стырь был за­крыт. Пер­вые го­ды по­сле за­кры­тия оби­те­ли отец Нил слу­жил в хра­мах Во­ло­ко­лам­ско­го рай­о­на, с 1925 го­да — в Бо­го­ро­ди­це-Рож­де­ствен­ском хра­ме в се­ле Ти­мо­ше­во.
В 1931 го­ду он был пе­ре­ве­ден в цер­ковь Неру­ко­твор­но­го Спа­са в се­ле Ки­е­во Дмит­ров­ско­го рай­о­на. В его при­ход вхо­ди­ли де­рев­ни Гор­ки, Несте­ри­ха, Бу­ки­но, Су­ма­ро­ко­во, Аба­ку­мо­во, Ере­ми­но, а так­же по­се­лок при же­лез­но­до­рож­ной стан­ции Лоб­ня.
21 фев­ра­ля 1938 го­да пред­се­да­тель сель­со­ве­та со­ста­вил для НКВД ха­рак­те­ри­сти­ку на свя­щен­ни­ка, в ко­то­рой пи­сал: «Свя­щен­ник Нил Фе­до­ро­вич Тю­тю­кин все вре­мя вел ан­ти­со­вет­скую ра­бо­ту сре­ди на­се­ле­ния. За по­след­нее вре­мя рас­ска­зы­вал, что кол­хо­зы — это ста­рая ка­ба­ла, как у по­ме­щи­ков. Ко­гда сель­со­вет и пар­тий­ная ячей­ка ста­ли про­во­дить со­бра­ние на те­му ан­ти­ре­ли­ги­оз­ной про­па­ган­ды, то тут Тю­тю­кин по­слал весь цер­ков­ный со­вет от­би­рать под­пи­си от на­се­ле­ния, чтобы не за­кры­вать цер­ковь. Сель­со­вет со сво­ей сто­ро­ны счи­та­ет, что в кол­хо­зе изо дня в день сла­бе­ет дис­ци­пли­на бла­го­да­ря ру­ко­вод­ству Тю­тю­ки­на, а по­се­му сель­со­вет счи­та­ет, что его, как опас­но­го эле­мен­та, необ­хо­ди­мо изо­ли­ро­вать с тер­ри­то­рии Ки­е­вос­ко­го сель­со­ве­та»[2].
В этот же день НКВД от­крыл «де­ло» про­тив свя­щен­ни­ка. 28 фев­ра­ля 1938 го­да иеро­мо­нах Нил был аре­сто­ван по об­ви­не­нию в контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти.
— На поч­ве че­го вы сре­ди кол­хоз­ни­ков рас­про­стра­ня­ли свое вли­я­ние с пред­ло­же­ни­ем мас­со­во­го вы­хо­да из кол­хо­зов, го­во­ри­ли, что все на­ра­бо­тан­ное кол­хоз­ни­ка­ми у них от­бе­рут? — спро­сил сле­до­ва­тель.
— Сре­ди кол­хоз­ни­ков, а так­же и сре­ди ве­ру­ю­щих я ни­ко­гда о вы­хо­де из кол­хо­зов, а так­же о том, чтобы кол­хоз­ни­ки не ра­бо­та­ли в кол­хо­зах, не го­во­рил, — от­ве­тил свя­щен­ник.
Сле­до­ва­те­ли устро­и­ли оч­ную став­ку с од­ним из лже­сви­де­те­лей, но отец Нил от­вел все воз­во­ди­мые на него об­ви­не­ния. Не при­знал он се­бя ви­нов­ным и на всех по­сле­ду­ю­щих до­про­сах.
11 мар­та 1938 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла его к рас­стре­лу. Иеро­мо­нах Нил (Тю­тю­кин) был рас­стре­лян 20 мар­та 1938 го­да и по­гре­бен в без­вест­ной об­щей мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

 

 

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ма­рия ро­ди­лась в 1876 го­ду, а пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Мат­ро­на — в 1882 го­ду в се­ле Ва­рю­ков­ка Его­рьев­ско­го уез­да Ря­зан­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стьян На­у­ма и Пла­то­ни­ды Гро­ше­вых; у них бы­ло че­ты­ре до­че­ри и сын. Как-то в мо­ло­до­сти три до­че­ри — Ма­рия, Мат­ро­на и Пе­ла­гия по­се­ти­ли неко­е­го стар­ца, ко­то­ро­го мно­гие по­чи­та­ли за по­дви­ги и про­зор­ли­вость, и спро­си­ли его, как им жить. Ма­рии и Мат­роне ста­рец ска­зал: «В мо­на­стырь, в мо­на­стырь…», а Пе­ла­гии: «В нече­сти­вую се­мью, в нече­сти­вую се­мью, за­муж».

marija-grosheva

По­слуш­ни­ца Ма­рия Гро­ше­ва.
Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

В 1909 го­ду сест­ры Ма­рия и Мат­ро­на по­сту­пи­ли по­слуш­ни­ца­ми в Алек­сан­дро-Ма­ри­ин­ский мо­на­стырь, рас­по­ло­жен­ный в де­ся­ти вер­стах от Его­рьев­ска; Ма­рия про­хо­ди­ла по­слу­ша­ние порт­ни­хи, а Мат­ро­на — на мо­на­стыр­ском ху­то­ре. Пе­ла­гия вы­шла за­муж в се­мью со­вер­шен­но неве­ру­ю­щих лю­дей. И как все­гда в та­ких слу­ча­ях бы­ва­ет, в се­мье этой ца­ри­ли раз­но­гла­сия и рас­при, и толь­ко тер­пе­ние и кро­тость Пе­ла­гии скло­ни­ли ее му­жа к ве­ре, в кон­це кон­цов он стал хо­дить в храм и да­же пел на кли­ро­се.
По­сле при­хо­да к вла­сти в Рос­сии без­бож­ни­ков, Алек­сан­дро-Ма­ри­ин­ский мо­на­стырь был за­крыт, и сест­ры вер­ну­лись до­мой. Неко­то­рое вре­мя они жи­ли в до­ме от­ца, а за­тем пе­ре­се­ли­лись в цер­ков­ную сто­рож­ку при хра­мах во имя Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри и ве­ли­ко­му­че­ни­цы Па­рас­ке­вы в се­ле Ту­го­лес Ша­тур­ско­го рай­о­на Мос­ков­ской об­ла­сти. Один храм был ка­мен­ным, дру­гой — де­ре­вян­ным, оба они бы­ли рас­по­ло­же­ны на вы­со­ком хол­ме сре­ди мо­ря хвой­но­го ле­са. Здесь по­слуш­ни­цы под­ви­за­лись в те­че­ние два­дца­ти лет. У се­стер был ого­род и ко­ро­ва. Они пек­ли для хра­ма просфо­ры, бы­ли ал­тар­ни­ца­ми, уби­ра­лись в хра­ме, а в остав­ше­е­ся вре­мя под­ра­ба­ты­ва­ли ру­ко­де­ли­ем — сте­га­ли оде­я­ла.
Се­стер в се­ле все лю­би­ли за лас­ко­вое и при­вет­ли­вое об­хож­де­ние. Сво­их пле­мян­ниц они с дет­ства при­учи­ли мо­лить­ся и по­мог­ли им по­лю­бить бо­го­слу­же­ние и храм. Од­ну из пле­мян­ниц они на­учи­ли чи­тать Псал­тирь, и впо­след­ствии, ко­гда все хра­мы в окру­ге бы­ли за­кры­ты, она чи­та­ла Псал­тирь по усоп­шим.
Пред­се­да­тель мест­но­го сель­со­ве­та, без­бож­ник Ва­си­лий Язы­ков, лю­то нена­ви­дев­ший храм, вся­кий раз, ко­гда на­чи­на­лось бо­го­слу­же­ние, вы­хо­дил на до­ро­гу и ста­рал­ся угро­за­ми разо­гнать иду­щих в цер­ковь кре­стьян.

matrona-grosheva

По­слуш­ни­ца Мат­ро­на Гро­ше­ва.
Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

В 1931 го­ду был аре­сто­ван и при­го­во­рен к пя­ти го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан свя­щен­ник Ка­зан­ско-Пят­ниц­ко­го при­хо­да На­за­рий Гриб­ков. Пред­се­да­тель сель­со­ве­та, при­е­хав в се­ло с ми­ли­ци­о­не­ра­ми с на­ме­ре­ни­ем храм ра­зо­рить, стал тре­бо­вать клю­чи от хра­ма у ста­ро­сты Ва­си­лия За­ни­на, но тот клю­чей не от­дал, и ми­ли­ция уеха­ла ни с чем. В сле­ду­ю­щий раз ми­ли­ция аре­сто­ва­ла ста­ро­сту, но он по до­ро­ге в Ша­ту­ру бро­сил клю­чи в снег, и их на­шла, по пред­ва­ри­тель­ной до­го­во­рен­но­сти с ним, сест­ра по­слуш­ниц Пе­ла­гия. По­слуш­ни­цы тай­но пе­ре­нес­ли из хра­ма в свою ке­лью неко­то­рые бо­го­слу­жеб­ные пред­ме­ты, спа­сая их от без­бож­ни­ков.
По­сле за­кры­тия хра­ма по­слуш­ни­цы Ма­рия и Мат­ро­на ста­ли хо­дить в храм во имя Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри в се­ле Пет­ров­ском, рас­по­ло­жен­ном в пят­на­дца­ти ки­ло­мет­рах от се­ла Ту­го­лес. Здесь око­ло со­ро­ка лет слу­жил про­то­и­е­рей Алек­сандр Са­ха­ров[1], бла­го­чин­ный Ша­тур­ско­го рай­о­на. Пе­ред каж­дым бо­го­слу­же­ни­ем по­слуш­ни­цы убеж­да­ли жен­щин-кре­стья­нок не остав­лять мо­лит­вы и не ма­ло­ду­ше­ствуя от­прав­лять­ся вме­сте с ни­ми в храм Бо­жий.
Хо­тя за от­сут­стви­ем свя­щен­ни­ка служ­ба в хра­мах в се­ле Ту­го­лес не со­вер­ша­лась, но пред­се­да­те­лю сель­со­ве­та Язы­ко­ву это­го ка­за­лось ма­ло, и он раз­ру­шил до ос­но­ва­ния де­ре­вян­ную ко­ло­коль­ню Пят­ниц­ко­го хра­ма, а в са­мом хра­ме раз­ме­стил цех по раз­ли­ву ли­мо­на­да.
В 1933 го­ду в Ка­зан­ский храм в Ту­го­ле­се был на­прав­лен слу­жить вер­нув­ший­ся из за­клю­че­ния свя­щен­ник Ге­ор­гий Ко­ло­ко­лов, а в 1936 го­ду, к ве­ли­кой ра­до­сти при­хо­жан, в храм вер­нул­ся свя­щен­ник На­за­рий Гриб­ков; в 1937 го­ду в храм был на­прав­лен слу­жить пса­лом­щик Петр Ца­рап­кин[2]. В но­яб­ре 1937 го­да оба свя­щен­ни­ка и пса­лом­щик бы­ли аре­сто­ва­ны, и в хра­ме пре­кра­ти­лось бо­го­слу­же­ние. Про­тив всех аре­сто­ван­ных лже­сви­де­те­лем вы­сту­пил пред­се­да­тель сель­со­ве­та Ва­си­лий Язы­ков.
С это­го вре­ме­ни сест­ры оста­лись един­ствен­ны­ми в окру­ге «цер­ков­ни­ца­ми», кто мог по­чи­тать Псал­тирь по умер­ше­му род­ствен­ни­ку, на­ста­вить в ве­ре, в ис­пол­не­нии цер­ков­ных пра­вил и на­учить мо­лить­ся.
В фев­ра­ле 1938 го­да вла­сти воз­об­но­ви­ли аре­сты. Свя­щен­ни­ков на сво­бо­де по­чти не оста­лось, и аре­сто­вы­ва­лись уже ми­ряне. 15 фев­ра­ля 1938 го­да пред­се­да­тель сель­со­ве­та Ва­си­лий Язы­ков, вы­сту­пив лже­сви­де­те­лем про­тив по­слуш­ниц, на­пи­сал, что они враж­деб­но на­стро­е­ны к со­вет­ской вла­сти и ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии. На ре­ли­ги­оз­ные празд­ни­ки сест­ры хо­дят по до­мам кол­хоз­ни­ков и в неко­то­рых до­мах со­вер­ша­ют бо­го­слу­же­ние. Явив­шись в один из до­мов, они го­во­ри­ли кол­хоз­ни­кам: «Зав­тра Гос­под­ский празд­ник, луч­ше ид­ти в цер­ковь мо­лить­ся Бо­гу, а не в кол­хо­зе ра­бо­тать». Кол­хоз­ни­цы в ко­ли­че­стве вось­ми че­ло­век, вме­сто то­го чтобы ра­бо­тать в кол­хо­зе, хо­дят в цер­ковь в се­ло Пет­ров­ское Ша­тур­ско­го рай­о­на за 15 ки­ло­мет­ров мо­лить­ся Бо­гу. А на во­прос, по­че­му они не ра­бо­та­ют в кол­хо­зе, кол­хоз­ни­цы от­ве­ча­ют: «Бо­гу луч­ше мо­лить­ся, а то Он нас всех на­ка­жет». В цер­ковь с кол­хоз­ни­ца­ми хо­дят и са­ми мо­наш­ки. В до­ма кол­хоз­ни­ков мо­наш­ки при­но­сят цер­ков­ные кни­ги и чи­та­ют кол­хоз­ни­кам о рож­де­нии Иису­са Хри­ста, о со­тво­ре­нии Бо­гом ми­ра, о рае, о Страш­ном Су­де.
26 фев­ра­ля 1938 го­да вла­сти аре­сто­ва­ли по­слуш­ниц и за­клю­чи­ли в тюрь­му в го­ро­де Его­рьев­ске.
— Ска­жи­те, — спро­сил сле­до­ва­тель по­слуш­ни­цу Ма­рию, — бы­ва­ли ли слу­чаи, ко­гда вы вме­сте с Мат­ро­ной Гро­ше­вой со­зы­ва­ли к се­бе на дом кол­хоз­ниц и устра­и­ва­ли у се­бя бо­го­слу­же­ния, осо­бен­но под ре­ли­ги­оз­ные празд­ни­ки?
— Та­ких слу­ча­ев не бы­ло, — от­ве­ти­ла Ма­рия, — но бы­ва­ли слу­чаи, ко­гда кол­хоз­ни­ки за­хо­ди­ли к нам по­го­во­рить о чем-ли­бо или взять ка­кую-ни­будь вещь, необ­хо­ди­мую для по­кой­ни­ка, на­при­мер по­кры­ва­ло. Я лич­но чи­таю Псал­тирь над умер­ши­ми.
— Ска­жи­те, бы­ва­ли ли слу­чаи, ко­гда вы хо­ди­ли по до­мам кол­хоз­ни­ков и вме­сте с ре­ли­ги­оз­ной про­па­ган­дой за­ни­ма­лись ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­стью, на­прав­лен­ной на срыв ра­бо­ты в кол­хо­зе?
— Я спе­ци­аль­но для ука­зан­ной це­ли по до­мам кол­хоз­ни­ков не хо­ди­ла, но в от­дель­ных слу­ча­ях хо­ди­ла в до­ма чи­тать Псал­тирь, но ни­ка­кой под­рыв­ной ра­бо­ты про­тив кол­хо­зов я не ве­ду и про­тив вла­сти ни­че­го не го­во­рю.
— Вспом­ни­те слу­чай, про­ис­шед­ший в но­яб­ре, ко­гда вы вме­сте с сест­рой Мат­ро­ной Гро­ше­вой со­вер­ша­ли в до­мах бо­го­слу­же­ние и вы­ска­зы­ва­ли свое недо­воль­ство со­вет­ской вла­стью, на­зы­вая боль­ше­ви­ков ан­ти­хри­ста­ми.
— Это­го я не пом­ню, и слу­чай с ан­ти­со­вет­ски­ми вы­ска­зы­ва­ни­я­ми я от­ри­цаю.
— Вы го­во­ри­те, что у се­бя на до­му вы бо­го­слу­же­ний не со­вер­ша­ли, а меж­ду тем при обыс­ке в ва­шем до­ме бы­ли об­на­ру­же­ны цер­ков­ные кни­ги, кре­сты, ча­ши, ри­зы и дру­гие при­над­леж­но­сти ре­ли­ги­оз­но­го куль­та. По­че­му же вы не го­во­ри­те ис­ти­ны?
— Да, я под­твер­ждаю, что у ме­ня ука­зан­ные пред­ме­ты бы­ли об­на­ру­же­ны, но они при­над­ле­жат церк­ви, у ме­ня хра­нят­ся с мо­мен­та аре­ста свя­щен­ни­ков и за­кры­тия церк­ви, но ни я, ни моя сест­ра на се­бя вы­пол­не­ние об­ря­дов не бра­ли, за ис­клю­че­ни­ем чте­ния Псал­ти­ри.
— Ска­жи­те, при­зна­е­те вы се­бя ви­нов­ной в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти и аги­та­ции, на­прав­лен­ной на под­рыв со­вет­ской вла­сти и кол­хо­за?
— Нет, в этом я се­бя ви­нов­ной при­знать не мо­гу.
То­гда же бы­ла до­про­ше­на и ее сест­ра Мат­ро­на.
— Рас­ска­жи­те, чем вы сей­час, про­жи­вая при церк­ви се­ла Ту­го­лес, за­ни­ма­е­тесь? — спро­сил сле­до­ва­тель.
— Вот уже два­дцать лет, как я и моя сест­ра Ма­рия при­слу­жи­ва­ем во вре­мя бо­го­слу­же­ний в церк­ви и жи­вем на цер­ков­ные сред­ства.
— Бы­ва­ют ли у вас в до­ме кол­хоз­ни­ки и ка­кие у вас с ни­ми идут раз­го­во­ры?
— В дом к нам ино­гда за­хо­ди­ли раз­ные ли­ца; при­ез­жа­ю­щие из­да­ле­ка оста­ва­лись у нас но­че­вать. Но вот уже три ме­ся­ца, как за­кры­та цер­ковь по слу­чаю аре­ста свя­щен­ни­ка, и по­то­му на ноч­ле­ге у нас ни­ко­го не бы­ва­ет. Меж­ду на­ми ве­дут­ся раз­го­во­ры на ре­ли­ги­оз­ные те­мы.
— Вам предъ­яв­ля­ет­ся об­ви­не­ние в том, что вы вме­сте с Ма­ри­ей Гро­ше­вой за­ни­ма­е­тесь ан­ти­со­вет­ской аги­та­ци­ей. При­зна­е­те ли вы се­бя в этом ви­нов­ной?
— Контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ци­ей я не за­ни­ма­лась и ви­нов­ной се­бя в этом не при­знаю, но раз­го­во­ры на ре­ли­ги­оз­ные те­мы мы ве­дем.
— Ска­жи­те, вы со­вер­ша­е­те у се­бя на до­му бо­го­слу­же­ния? Кто к вам хо­дит? И хо­ди­те ли вы по до­мам кол­хоз­ни­ков с це­лью со­вер­ше­ния бо­го­слу­же­ний? И вы­ска­зы­ва­е­тесь ли про­тив кол­хо­зов и со­вет­ской вла­сти?
— Бо­го­слу­же­ний на до­му у ме­ня не бы­ва­ет, но кол­хоз­ни­кам или кто при­хо­дит я рас­ска­зы­ва­ла о Хри­сте. По до­мам кол­хоз­ни­ков для со­вер­ше­ния цер­ков­ных об­ря­дов я не хо­ди­ла и недо­воль­ства со­вет­ской вла­стью не вы­ска­зы­ва­ла. О том, что в празд­нич­ные дни нуж­но мо­лить­ся, я го­во­ри­ла, и что ра­бо­та в кол­хо­зе по­до­ждет, это вер­но, но в этом я ни­ка­кой аги­та­ции не усмат­ри­ваю. Имея цель по­мо­лить­ся Бо­гу, я по­сле за­кры­тия церк­ви у нас в се­ле Ту­го­лес ез­ди­ла в цер­ковь се­ла Пет­ров­ско­го Ша­тур­ско­го рай­о­на. Со мной ез­ди­ли и дру­гие ли­ца, в том чис­ле и кол­хоз­ни­ки.
11 мар­та 1938 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла по­слуш­ниц Ма­рию и Мат­ро­ну к рас­стре­лу, и они бы­ли пе­ре­ве­зе­ны в Та­ган­скую тюрь­му в Москве. По­слуш­ни­цы Ма­рия и Мат­ро­на Гро­ше­вы бы­ли рас­стре­ля­ны 20 мар­та 1938 го­да и по­гре­бе­ны в без­вест­ной об­щей мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

 

 

 

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ев­до­кия ро­ди­лась в 1879 го­ду в се­ле Тро­па­ре­во Мо­жай­ско­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стья­ни­на Еф­ре­ма Си­ни­цы­на. В юно­сти она по­сту­пи­ла по­слуш­ни­цей в Князь-Вла­ди­мир­ский мо­на­стырь, рас­по­ло­жен­ный непо­да­ле­ку от се­ла Фили­мон­ки По­доль­ско­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии.
Этот мо­на­стырь был ос­но­ван в па­мять со­хра­не­ния жиз­ни им­пе­ра­то­ра Алек­сандра III и его се­мьи во вре­мя же­лез­но­до­рож­ной ка­та­стро­фы 17 ок­тяб­ря 1888 го­да. За­ду­мав ос­но­вать мо­на­стырь, фрей­ли­на ее им­пе­ра­тор­ско­го ве­ли­че­ства кня­ги­ня Ве­ра Бо­ри­сов­на Свя­то­полк-Чет­вер­тин­ская 9 ян­ва­ря 1889 го­да на­пра­ви­ла про­ше­ние, ка­са­ю­ще­е­ся это­го во­про­са, на имя мос­ков­ско­го ге­не­рал-гу­бер­на­то­ра ве­ли­ко­го кня­зя Сер­гея Алек­сан­дро­ви­ча. Же­лая ис­пы­тать, воз­мож­но ли прак­ти­че­ское осу­ществ­ле­ние за­ду­ман­но­го, она при­гла­си­ла в свое име­ние, на­хо­див­ше­е­ся в Мос­ков­ской гу­бер­нии ря­дом с се­лом Фили­мон­ки, для мо­на­ше­ско­го жи­тель­ства два­дцать пять се­стер, и ко­гда ста­ло яс­но, что до­хо­ды име­ния до­ста­точ­ны для со­дер­жа­ния мо­на­ше­ству­ю­щих, она в фев­ра­ле 1890 го­да от­пра­ви­ла до­пол­ни­тель­ное про­ше­ние в Мос­ков­скую Ду­хов­ную кон­си­сто­рию.

По­слуш­ни­ца Ев­до­кия Си­ни­цы­на. Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

По­слуш­ни­ца Ев­до­кия Си­ни­цы­на.
Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

«В устро­я­е­мом мною для Об­щи­ны име­нии… — пи­са­ла она, — име­ет­ся вполне бла­го­устро­ен­ный храм… пре­крас­ная, удоб­ная для мо­на­стыр­ской жиз­ни мест­ность. Са­мое се­ло, где на­хо­дят­ся цер­ковь и ке­льи, рас­по­ло­же­но в ве­ко­вом пар­ке, окайм­лен­ном с од­ной сто­ро­ны ре­кою… Кро­ме то­го, есть уча­сток хо­ро­ше­го ле­са… В за­клю­че­ние ска­жу, что мое ис­крен­нее же­ла­ние уве­ко­ве­чить па­мять чу­дес­но­го спа­се­ния Го­су­да­ря Им­пе­ра­то­ра с его ав­гу­стей­шей се­мьею устрой­ством жен­ской мо­на­стыр­ской Об­щи­ны, где бы мог­ли по­се­лить­ся и до­бы­вать се­бе про­пи­та­ние лич­ным тру­дом бед­ные бес­при­ют­ные жен­щи­ны и воз­но­сить Гос­по­ду Бо­гу мо­лит­вы за спа­се­ние Го­су­да­ря, не да­ет мне по­коя, и вся­кое пре­пят­ствие к при­ве­де­нию в ис­пол­не­ние та­ко­го бла­го­го, бес­ко­рыст­но­го на­ме­ре­ния тя­же­ло от­зы­ва­ет­ся на мо­ем здо­ро­вье, и по­то­му имею честь по­кор­ней­ше про­сить Ду­хов­ную кон­си­сто­рию вой­ти в воз­мож­но ско­ром вре­ме­ни в рас­смот­ре­ние мо­ей прось­бы, раз­ре­шить мне устро­ить жен­скую Об­щи­ну…»[1]
Раз­ре­ше­ние на устрой­ство об­щи­ны бы­ло по­лу­че­но 3 ок­тяб­ря 1890 го­да. По­сле устро­е­ния мо­на­сты­ря в нем под ру­ко­вод­ством игу­ме­нии ста­ли под­ви­зать­ся три мо­на­хи­ни и сто по­слуш­ниц.
Ев­до­кия жи­ла здесь до за­кры­тия оби­те­ли в 1929 го­ду, а за­тем по­се­ли­лась в се­ле Фили­мон­ки вме­сте со сво­ей боль­ной даль­ней род­ствен­ни­цей.
В на­ча­ле 1938 го­да де­жур­ные сви­де­те­ли да­ли про­тив по­слуш­ни­цы необ­хо­ди­мые для НКВД по­ка­за­ния, буд­то она «рас­про­стра­ня­ет цер­ков­ную ли­те­ра­ту­ру, вну­ша­ет ре­ли­ги­оз­ные убеж­де­ния, во­вле­ка­ет в круж­ки цер­ков­ни­ков; осо­бен­но ак­тив­ную ра­бо­ту она ве­дет сре­ди мо­ло­де­жи и де­тей, ко­то­рых во­вле­ка­ет раз­лич­ны­ми по­дар­ка­ми, бла­го­да­ря че­му мно­гие вы­хо­дят из ком­со­мо­ла… К Си­ни­цы­ной при­ез­жа­ют из Моск­вы по­пы, неиз­вест­ные по фа­ми­лии, и ве­дут сек­рет­ные пе­ре­го­во­ры на те­мы ан­ти­со­вет­ско­го ха­рак­те­ра»[2].
Пред­се­да­тель сель­со­ве­та дал для НКВД сле­ду­ю­щую ха­рак­те­ри­сти­ку на по­слуш­ни­цу: «Си­ни­цы­на ак­ку­рат­но под­поль­но ве­дет ан­ти­со­вет­скую ра­бо­ту, и к этим мо­наш­кам… ча­сто хо­дит быв­ший поп мо­на­сты­ря Фили­мон­ки. Ка­кие у них идут раз­го­во­ры? Яс­но, что не в поль­зу со­вет­ской вла­сти. Там есть еще… про­чие, ко­то­рые ез­дят ча­сто в Моск­ву как аген­ты фа­шиз­ма»[3].
25 фев­ра­ля 1938 го­да по­слуш­ни­ца Ев­до­кия бы­ла аре­сто­ва­на, за­клю­че­на в тюрь­му в го­ро­де Сер­пу­хо­ве и до­про­ше­на.
— След­ствию из­вест­но, что вы за­ни­ма­е­тесь ан­ти­со­вет­ской аги­та­ци­ей про­тив су­ще­ству­ю­ще­го строя, как-то: по­сле за­кры­тия мо­на­сты­ря вы го­во­ри­ли, что все рав­но со­вет­ская власть су­ще­ство­вать дол­го не бу­дет и все церк­ви и мо­на­сты­ри бу­дут сно­ва ра­бо­тать.
— По­сле за­кры­тия мо­на­сты­ря мне ча­сто при­хо­ди­лось го­во­рить о мо­на­сты­ре с раз­ны­ми ли­ца­ми. В раз­го­во­рах я лишь го­во­ри­ла, что неко­то­рым мо­на­хи­ням в мо­на­сты­ре рань­ше жи­лось хо­ро­шо, а сей­час им пло­хо, а что ка­са­ет­ся то­го, что я го­во­ри­ла что-ли­бо про­тив со­вет­ской вла­сти, то я ни­че­го не го­во­ри­ла.
— След­ствию из­вест­но, что вы сре­ди де­тей-под­рост­ков ве­де­те ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию и вну­ша­е­те им ре­ли­гию, пред­ла­гая за­пи­сы­вать­ся в ре­ли­ги­оз­ные круж­ки.
— Каж­дое ле­то я встре­ча­юсь с детьми ра­бо­чих и кол­хоз­ни­ков, и все­го лишь по­то­му, что воз­ле мо­е­го до­ма рас­тут цве­ты, и эти­ми цве­та­ми я ча­сто оде­ля­ла де­тей, но ре­ли­гию я им не вну­ша­ла.
— В ок­тяб­ре 1937 го­да в раз­го­во­рах с ра­бо­чи­ми вы го­во­ри­ли, что Цер­ковь от­де­ле­на от го­су­дар­ства, а со­вет­ская власть все при­тес­ня­ет свя­щен­ни­ков и мо­на­хов, это она непра­виль­но де­ла­ет. Свя­щен­ни­ки и мо­на­хи непло­хо про­по­ве­ду­ют о Бо­ге, а их за это пре­зи­ра­ют.
— В ок­тяб­ре 1937 го­да, точ­но не пом­ню ка­ко­го чис­ла, в мо­ем до­ме дей­стви­тель­но был свя­щен­ник из де­рев­ни Пе­ре­дель­цы; при­хо­дил он при­об­щать боль­ную жен­щи­ну, ко­то­рая про­жи­ва­ет в мо­ем до­ме; о Церк­ви и ре­ли­гии мы дей­стви­тель­но в этот раз го­во­ри­ли, но не про­тив со­вет­ской вла­сти.
8 мар­та 1938 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла по­слуш­ни­цу Ев­до­кию к рас­стре­лу. Неза­дол­го пе­ред рас­стре­лом она бы­ла пе­ре­ве­зе­на в Та­ган­скую тюрь­му в Москве. По­слуш­ни­ца Ев­до­кия Си­ни­цы­на бы­ла рас­стре­ля­на 20 мар­та 1938 го­да и по­гре­бе­на в об­щей без­вест­ной мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

 

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ека­те­ри­на ро­ди­лась в 1887 го­ду в де­ревне Сав­ра­со­во Сол­неч­но­гор­ской во­ло­сти Клин­ско­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии в се­мье за­жи­точ­но­го кре­стья­ни­на Гри­го­рия Кон­стан­ти­но­ва, вла­дель­ца сто­ляр­ной ма­стер­ской и чай­ной, при ко­то­рой бы­ла ме­лоч­ная лав­ка. В 1905 го­ду Ека­те­ри­на по­сту­пи­ла по­слуш­ни­цей в Скор­бя­щен­ский мо­на­стырь в Москве, на­хо­див­ший­ся на Дол­го­ру­ков­ской ули­це неда­ле­ко от Бу­тыр­ской за­ста­вы. Здесь она под­ви­за­лась до его за­кры­тия в 1918 го­ду, по­сле че­го вер­ну­лась на ро­ди­ну в де­рев­ню Сав­ра­со­во. В 1919 го­ду скон­ча­лись ее сест­ра с му­жем, а их трое ма­лень­ких де­тей оста­лись си­ро­та­ми; Ека­те­ри­на взя­ла их к се­бе и вос­пи­та­ла. Все это вре­мя она хо­тя и жи­ла вне стен оби­те­ли, но про­дол­жа­ла ис­пол­нять все мо­на­ше­ские пра­ви­ла и ста­ра­лась как мож­но ча­ще бы­вать в хра­ме. За­ра­ба­ты­ва­ла она ши­тьем оде­ял и по­чин­кой меш­ков для кол­хо­за.
Во вре­мя мас­со­вых го­не­ний на Рус­скую Пра­во­слав­ную Цер­ковь в аре­стах при­ни­ма­ли уча­стие не толь­ко со­труд­ни­ки гос­бе­зо­пас­но­сти, но и со­труд­ни­ки ми­ли­ции. Все со­труд­ни­ки Сол­неч­но­гор­ско­го рай­он­но­го от­де­ле­ния ми­ли­ции то­гда во гла­ве с на­чаль­ни­ком за­ня­лись аре­ста­ми необ­хо­ди­мо­го чис­ла «вра­гов на­ро­да», не оста­нав­ли­ва­ясь ни пе­ред чем.

По­слуш­ни­ца Ека­те­ри­на Кон­стан­ти­но­ва

По­слуш­ни­ца Ека­те­ри­на Кон­стан­ти­но­ва

23 фев­ра­ля 1938 го­да на­чаль­ник от­де­ле­ния ми­ли­ции со­чи­нил справ­ку, буд­то бы со­став­лен­ную на ос­но­ва­нии по­ка­за­ний сви­де­те­лей, что Ека­те­ри­на Кон­стан­ти­но­ва го­во­ри­ла: «Вот опять бе­га­ют, ка­кие-то нуж­ны вы­бо­ры, на что они нуж­ны, есть у вла­сти — пусть ру­ко­во­дят до вре­ме­ни или бо­ят­ся вой­ны. Пе­ре­са­жа­ли, те­перь но­вых вы­би­рать, так нече­го вы­би­рать, они уже вы­бра­ны, и так жмут хо­ро­шо; вот вам пло­хо жи­лось при цар­ской-то вла­сти, вон ва­ши ком­му­ни­стов-то как рас­стре­ли­ва­ют, но и этим при­дет ко­нец»[1].
Кон­стан­ти­но­ва в сво­ем до­ме ве­ла раз­го­вор, «что ком­му­ни­сты мо­ло­де­жи не да­ют ни­ка­ко­го об­ра­зо­ва­ния, что мо­ло­дежь по­гибнет вся, как чер­ви на ка­пу­сте; от­рек­лись от пра­во­слав­ной ве­ры, ко­гда же при­дет ко­нец ком­му­ни­стам…»[2]
По­чти сра­зу по­сле на­пи­са­ния этой справ­ки со­труд­ни­ки ми­ли­ции аре­сто­ва­ли по­слуш­ни­цу и по­ме­сти­ли в ка­ме­ру пред­ва­ри­тель­но­го за­клю­че­ния Сол­неч­но­гор­ско­го от­де­ле­ния ми­ли­ции. За­ру­чив­шись им же со­став­лен­ны­ми «по­ка­за­ни­я­ми сви­де­те­лей», сле­до­ва­тель до­про­сил Ека­те­ри­ну.
— След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что вы си­сте­ма­ти­че­ски ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную аги­та­цию про­тив ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии и со­вет­ской вла­сти, — за­явил он.
— Ви­нов­ной се­бя в контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции не при­знаю, а меж­ду со­бой мы с мо­на­хи­ня­ми сво­и­ми мне­ни­я­ми де­ли­лись, что хо­ро­шо бы­ло при цар­ской вла­сти и пло­хо при со­вет­ской. Что имен­но мы го­во­ри­ли, я сей­час при­пом­нить не мо­гу, — от­ве­ти­ла по­слуш­ни­ца.
На этом до­про­сы бы­ли за­кон­че­ны, и 11 мар­та 1938 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла по­слуш­ни­цу к рас­стре­лу. По­слуш­ни­ца Ека­те­ри­на Кон­стан­ти­но­ва бы­ла рас­стре­ля­на 20 мар­та 1938 го­да и по­гре­бе­на в об­щей без­вест­ной мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.
В фев­ра­ле 1940 го­да воз­ник­ло рас­сле­до­ва­ние по по­во­ду двух осуж­ден­ных к де­ся­ти го­дам за­клю­че­ния лю­дей. Ста­ли вы­зы­вать­ся сви­де­те­ли, ко­то­рые по­ка­за­ли, что на­пи­сан­ное в про­то­ко­лах ими не го­во­ри­лось, а ес­ли что и го­во­ри­лось, то в про­то­ко­лах за­пи­са­но ис­ка­жен­но. Бы­ли под­ня­ты дру­гие де­ла, и из них вы­яс­ни­лось, что сол­неч­но­гор­ские ми­ли­ци­о­не­ры по­чти во всех де­лах сфаль­си­фи­ци­ро­ва­ли по­ка­за­ния сви­де­те­лей, по­сле че­го им не нуж­но бы­ло уже до­би­вать­ся, чтобы са­ми об­ви­ня­е­мые при­зна­ли свою «ви­ну». Вы­ду­ма­ны бы­ли по­ка­за­ния сви­де­те­лей и по де­лу по­слуш­ни­цы Ека­те­ри­ны; ко­гда это вы­яс­ни­лось, сви­де­те­ли бы­ли пе­ре­д­опро­ше­ны; один из них по­ка­зал, что по­слуш­ни­ца Ека­те­ри­на «в пе­ри­од со­вет­ской вла­сти… за­ни­ма­лась стеж­кой оде­ял… чи­ни­ла меш­ки для кол­хо­за. Она бы­ла ве­ру­ю­щая и каж­дый празд­ник хо­ди­ла… в цер­ковь. Ни­ка­кой контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­сти, ни­ка­ких ан­ти­со­вет­ских раз­го­во­ров я ни­ко­гда от Кон­стан­ти­но­вой не слы­шал»[3]. Дру­гая сви­де­тель­ни­ца по­ка­за­ла, что Ека­те­ри­на Кон­стан­ти­но­ва «бы­ла ве­ру­ю­щая, ча­сто хо­ди­ла в цер­ковь, но ни­ко­гда я от нее не слы­ша­ла ни­ка­ких раз­го­во­ров про­тив кол­хо­зов или недо­воль­ства ка­ки­ми-ли­бо ме­ро­при­я­ти­я­ми со­вет­ской вла­сти… хо­тя при­хо­ди­лось в кол­хо­зе ра­бо­тать вме­сте с ней»[4].
Рас­сле­до­ва­ние пол­но­стью под­твер­ди­ло фак­ты, что в ре­зуль­та­те де­я­тель­но­сти со­труд­ни­ков ми­ли­ции Сол­неч­но­гор­ско­го рай­о­на од­ни аре­сто­ван­ные бы­ли непра­во рас­стре­ля­ны, а дру­гие по­лу­чи­ли по де­сять лет за­клю­че­ния. На­чаль­ни­ку от­де­ле­ния ми­ли­ции был объ­яв­лен вы­го­вор, два со­труд­ни­ка бы­ли аре­сто­ва­ны на два­дцать су­ток и уво­ле­ны, еще один со­труд­ник был уво­лен, а чет­вер­то­му объ­яв­лен вы­го­вор.
Через два ме­ся­ца управ­ле­ние НКВД от­ме­ни­ло это ре­ше­ние и при­зна­ло при­го­вор по­слуш­ни­цы Ека­те­ри­ны Кон­стан­ти­но­вой к рас­стре­лу пра­виль­ным.

 

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ан­то­ни­на ро­ди­лась в 1880 го­ду в се­ле Гор­ки За­рай­ско­го уез­да Ря­зан­ской гу­бер­нии в се­мье Ан­дрея Но­ви­ко­ва, вла­дель­ца кир­пич­но­го за­во­да, имев­ше­го в сво­ей соб­ствен­но­сти зем­лю и че­тыр­на­дцать дач, ко­то­рые сда­ва­лись вна­ем. С вось­ми лет Ан­то­ни­на жи­ла у тет­ки в мо­на­сты­ре в Ря­за­ни, где и на­учи­лась гра­мо­те; она рос­ла де­воч­кой ре­ли­ги­оз­ной и впо­след­ствии по­сту­пи­ла в Тро­и­це-Ма­ри­ин­ский мо­на­стырь в го­ро­де Его­рьев­ске.
Этот мо­на­стырь был об­ра­зо­ван в 1900 го­ду ста­ра­ни­я­ми и по­жерт­во­ва­ни­я­ми Ни­ки­фо­ра Ми­хай­ло­ви­ча Барды­ги­на, ко­то­рый, бу­дучи сы­ном бу­лоч­ни­ка, тру­дом, упор­ным и вдум­чи­вым чте­ни­ем при­об­рел зна­ния в са­мых раз­ных об­ла­стях и впо­след­ствии стал вла­дель­цем фаб­рик в Его­рьев­ске. Вос­пи­тан­ный в пра­ви­лах глу­бо­ко­го бла­го­че­стия, он при пер­вом уда­ре ко­ло­ко­ла был уже в хра­ме, от­ста­и­вал ли­тур­гию, за бо­го­слу­же­ни­я­ми чи­тал Апо­стол и пел на кли­ро­се. Во­круг него по­сте­пен­но ста­ли груп­пи­ро­вать­ся лю­би­те­ли ста­рин­но­го цер­ков­но­го пе­ния, и об­ра­зо­вал­ся пре­крас­ный хор, ко­то­рый впо­след­ствии пел в Успен­ском со­бо­ре Его­рьев­ска. С 1872-го по 1901 год Ни­ки­фор Ми­хай­ло­вич из­би­рал­ся го­род­ским го­ло­вой, и ему го­род был обя­зан по­чти всем сво­им бла­го­устрой­ством. Он устро­ил в го­ро­де во­до­про­вод, мо­сто­вые, улич­ное осве­ще­ние, по­жар­ную ко­ман­ду, во­ин­ские ка­зар­мы, гим­на­зию, жен­ское учи­ли­ще, го­род­ской сад и дом тру­до­лю­бия. Бла­го­да­ря в зна­чи­тель­ной ча­сти его лич­ным сред­ствам, бы­ла вы­стро­е­на цер­ковь ве­ли­ко­му­че­ни­ка Ге­ор­гия По­бе­до­нос­ца, и пол­но­стью на его сред­ства по­стро­ен Тро­и­це-Ма­ри­ин­ский жен­ский мо­на­стырь, ко­то­рый с са­мо­го дня об­ра­зо­ва­ния при­влек к се­бе мно­гих же­ла­ю­щих спа­се­ния де­ву­шек.

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца На­деж­да ро­ди­лась в 1891 го­ду в де­ревне Де­ни­со­во По­чин­ков­ской во­ло­сти Его­рьев­ско­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стья­ни­на Ге­ор­гия Круг­ло­ва. С де­вя­ти лет ро­ди­те­ли от­да­ли ее в цер­ков­но­при­ход­скую шко­лу, где она учи­лась три го­да, а за­тем ра­бо­та­ла вме­сте с ро­ди­те­ля­ми в кре­стьян­ском хо­зяй­стве. Ко­гда На­деж­де ис­пол­ни­лось два­дцать лет, она по­сту­пи­ла по­слуш­ни­цей в Тро­и­це-Ма­ри­ин­ский мо­на­стырь в Его­рьев­ске.
Обе по­слуш­ни­цы, Ан­то­ни­на и На­деж­да, по­сту­пив в мо­на­стырь вско­ре по­сле его ос­но­ва­ния, под­ви­за­лись в нем до его за­кры­тия без­бож­ны­ми вла­стя­ми в 1918 го­ду, по­сле че­го они по­се­ли­лись в Его­рьев­ске и, за­ра­ба­ты­вая ру­ко­де­ли­ем, по­мо­га­ли по хра­му, со­хра­няя все мо­на­ше­ские пра­ви­ла, о чем впо­след­ствии, при их аре­сте, по­ка­за­ли сви­де­те­ли и что ОГПУ и бы­ло по­став­ле­но по­слуш­ни­цам в ос­нов­ную ви­ну.
По­слуш­ни­цы бы­ли аре­сто­ва­ны 19 мая 1931 го­да и за­клю­че­ны в его­рьев­скую тюрь­му. Все­го то­гда по это­му де­лу бы­ло аре­сто­ва­но трид­цать мо­на­хинь и по­слуш­ниц. Их об­ви­ни­ли в том, что они «по­сле за­кры­тия в 1918 го­ду Тро­иц­ко­го мо­на­сты­ря оста­лись в го­ро­де Его­рьев­ске на по­сто­ян­ное жи­тель­ство, мо­на­ше­ство­ва­ли и мо­на­стыр­ские пра­ви­ла про­дол­жа­ли до по­след­не­го вре­ме­ни; часть мо­на­шек ку­пи­ли се­бе соб­ствен­ные до­ма, ко­то­рые и яв­ля­лись ме­стом по­сто­ян­ных сбо­рищ и вы­пол­не­ния мо­на­стыр­ских пра­вил…
В 1930 го­ду об­щим со­бра­ни­ем граж­дан де­ре­вень Са­ви­но и По­ми­но­во бы­ло по­ста­нов­ле­но: ста­рое клад­би­ще за­крыть, име­ю­ще­е­ся по­ме­ще­ние ис­поль­зо­вать под клуб, от­крыть но­вое клад­би­ще; то­гда мо­наш­ки сре­ди кре­стьян по­ве­ли аги­та­цию про­тив за­кры­тия клад­би­ща, в ре­зуль­та­те об­щим же со­бра­ни­ем по­ста­нов­ле­ние о за­кры­тии клад­би­ща бы­ло от­ме­не­но. В по­след­нее вре­мя сре­ди кре­стьян под­ня­лась ре­ли­ги­оз­ность — уве­ли­чи­лось ко­ли­че­ство ве­ру­ю­щих.
До­про­шен­ные мо­наш­ки ви­нов­ны­ми се­бя в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции не при­зна­ли. При­зна­лись лишь в том, что они по вы­хо­де из мо­на­сты­ря до на­сто­я­ще­го вре­ме­ни про­дол­жа­ли мо­на­ше­ство­вать»[1].
29 мая 1931 го­да трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла по­слуш­ниц к пя­ти го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан. Вер­нув­шись в 1935 го­ду из ссыл­ки в Его­рьевск, они по­се­лись в од­ной квар­ти­ре, и по­слуш­ни­ца На­деж­да, как бо­лее мо­ло­дая, взя­ла Ан­то­ни­ну на свое со­дер­жа­ние. Ра­бо­тать На­деж­да устро­и­лась убор­щи­цей в шко­ле. Жи­ли они це­ли­ком по­свя­щая се­бя слу­же­нию Бо­гу, ис­пол­няя все мо­на­ше­ские пра­ви­ла, но по­сле ссыл­ки дер­жа­лись осто­рож­но и с людь­ми неве­ру­ю­щи­ми ста­ра­лись от­но­ше­ний не за­во­дить. В ис­пол­не­нии же сво­их обя­зан­но­стей на ра­бо­те На­деж­да бы­ла по-хри­сти­ан­ски доб­ро­со­вест­на, и, ко­гда впо­след­ствии со­труд­ни­ки НКВД по­тре­бо­ва­ли от ди­рек­то­ра шко­лы, чтобы он дал на нее ха­рак­те­ри­сти­ку, тот на­пи­сал, что На­деж­да «хо­ро­шо от­но­сит­ся к сво­им обя­зан­но­стям — ра­бо­та­ет доб­ро­со­вест­но и за­ме­ча­ний по ра­бо­те не име­ет. В шко­ле ве­дет се­бя ти­хо и на­сто­ро­жен­но»[2]. Но в вос­при­я­тии вла­стей пре­ступ­ле­ни­ем бы­ло са­мо мо­на­ше­ство, и сек­ре­тарь Его­рьев­ско­го го­род­ско­го со­ве­та на­пи­сал в ха­рак­те­ри­сти­ке по­слуш­ни­цы На­деж­ды, что она ра­нее вы­сы­ла­лась за мо­на­ше­ство.
1 мар­та 1938 го­да по­слуш­ни­цы бы­ли вновь аре­сто­ва­ны и на вре­мя до­про­сов за­клю­че­ны в тюрь­му в Его­рьев­ске.
— Ор­га­нам след­ствия из­вест­но, что вы на­стро­е­ны про­тив со­вет­ской вла­сти и кле­ве­ще­те на со­вет­скую власть и кол­хо­зы! — за­явил сле­до­ва­тель, об­ра­ща­ясь к по­слуш­ни­це Ан­то­нине.
— Про­тив со­вет­ской вла­сти я ни­ко­гда ни­че­го не го­во­ри­ла и кле­ве­той как на со­вет­скую власть, так и на кол­хо­зы не за­ни­ма­лась, — от­ве­ти­ла по­слуш­ни­ца Ан­то­ни­на.
— Ска­жи­те, в 1937 го­ду сре­ди про­жи­ва­ю­щих в од­ном до­ме вы со­вер­ша­ли ан­ти­со­вет­ские дей­ствия про­тив со­вет­ской вла­сти?
— Ни­ко­гда я ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­стью не за­ни­ма­лась и про­тив со­вет­ской вла­сти не го­во­ри­ла.
— Ска­жи­те, в ян­ва­ре 1938 го­да вы сре­ди от­ста­ло­го на­се­ле­ния кле­ве­та­ли на кол­хо­зы?
— То же са­мое, ни­ка­ких раз­го­во­ров, а тем бо­лее ни­ка­кой кле­ве­ты на кол­хо­зы я не ве­ла.
— При­зна­е­те се­бя ви­нов­ной в том, что вы в 1937 го­ду кле­ве­та­ли на со­вет­скую власть, а в ян­ва­ре 1938 го­да кле­ве­та­ли на кол­хо­зы?
— В предъ­яв­лен­ном мне об­ви­не­нии ви­нов­ной се­бя не при­знаю и по­яс­няю, что я это­го не про­из­но­си­ла.
В те же дни бы­ла до­про­ше­на с те­ми же са­мы­ми об­ви­не­ни­я­ми и во­про­са­ми по­слуш­ни­ца На­деж­да, ко­то­рая так­же от­верг­ла все воз­во­ди­мые на нее об­ви­не­ния.
По­сле это­го бы­ли до­про­ше­ны де­жур­ные сви­де­те­ли — хо­зя­е­ва и со­се­ди до­ма, где жи­ли по­слуш­ни­цы, ко­то­рые и под­пи­са­ли лже­сви­де­тель­ства, со­став­лен­ные со­труд­ни­ка­ми НКВД.
8 мар­та след­ствие бы­ло за­кон­че­но, и 11 мар­та трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла по­слуш­ниц Ан­то­ни­ну и На­деж­ду к рас­стре­лу. По­сле ре­ше­ния трой­ки они бы­ли пе­ре­ве­зе­ны в Та­ган­скую тюрь­му в Москве. По­слуш­ни­цы Его­рьев­ско­го Тро­и­це-Ма­ри­ин­ско­го мо­на­сты­ря Ан­то­ни­на Но­ви­ко­ва и На­деж­да Круг­ло­ва бы­ли рас­стре­ля­ны 20 мар­та 1938 го­да и по­гре­бе­ны в об­щей без­вест­ной мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

 

Преподобномученицы Ксения Петрухина и Анна Горохова

Пре­по­доб­но­му­че­ни­цы Ксе­ния и Ан­на под­ви­за­лись в Успен­ском Бру­сен­ском мо­на­сты­ре в го­ро­де Ко­ломне Мос­ков­ской гу­бер­нии.
Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ксе­ния ро­ди­лась в 1897 го­ду в се­ле Чан­ки Ко­ло­мен­ско­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стья­ни­на Се­ме­на Пет­ру­хи­на. В 1913 го­ду Ксе­ния по­сту­пи­ла по­слуш­ни­цей в Успен­ский мо­на­стырь в Ко­ломне. В 1919 го­ду, по­сле то­го как мо­на­сты­ри ста­ли без­бож­ной вла­стью за­кры­вать­ся, по­слуш­ни­ца вер­ну­лась в род­ное се­ло и ста­ла по­мо­гать при Вве­ден­ской церк­ви; сна­ча­ла она жи­ла в сто­рож­ке при хра­ме, а за­тем у зна­ко­мых, за­ра­ба­ты­вая се­бе на про­пи­та­ние ши­тьем оде­ял.

Ксе­ния Пет­ру­хи­на

По­слуш­ни­ца Ксе­ния Пет­ру­хи­на.
Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

Пре­по­доб­но­му­че­ни­ца Ан­на ро­ди­лась в 1896 го­ду в се­ле Чан­ки в се­мье кре­стья­ни­на Ива­на Го­ро­хо­ва; в 1914 го­ду она по­сту­пи­ла по­слуш­ни­цей в Успен­ский Бру­сен­ский мо­на­стырь, а за­тем, как и Ксе­ния, в 1919 го­ду вер­ну­лась в род­ное се­ло и ста­ла по­мо­гать пре­ста­ре­ло­му от­цу по хо­зяй­ству.

Ан­на Го­ро­хо­ва

По­слуш­ни­ца Ан­на Го­ро­хо­ва.
Москва, Та­ган­ская тюрь­ма. 1938 год

Во вре­мя го­не­ний на мо­на­ше­ству­ю­щих в на­ча­ле трид­ца­тых го­дов обе по­слуш­ни­цы бы­ли аре­сто­ва­ны – 22 мая 1931 го­да – и за­клю­че­ны в ко­ло­мен­скую тюрь­му. На до­про­сах они под­твер­ди­ли, что хо­ди­ли вме­сте с дру­ги­ми ве­ру­ю­щи­ми в Вве­ден­скую цер­ковь, со­би­ра­ясь око­ло церк­ви, ве­ли меж­ду со­бой раз­го­во­ры о про­до­воль­ствен­ном снаб­же­нии, уро­жае, го­во­ри­ли, что Гос­подь за гре­хи не да­ет ни уро­жая, ни про­дук­тов, ни то­ва­ров, и все это про­ис­хо­дит за без­бо­жие и за на­смеш­ки над Свя­той Цер­ко­вью.
10 июня 1931 го­да трой­ка ОГПУ при­го­во­ри­ла по­слуш­ниц к трем го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан, и они бы­ли эта­пом от­прав­ле­ны в Ка­ра­ган­ду.
В 1934 го­ду, по окон­ча­нии сро­ка ссыл­ки, они вер­ну­лись на ро­ди­ну, Ксе­ния ста­ла тру­дить­ся са­ни­тар­кой на вра­чеб­ном участ­ке при стан­ции Го­лутви­но, а Ан­на по­сту­пи­ла ра­бо­тать в кол­хоз. Но при этом они не оста­ви­ли и сво­е­го ру­ко­де­лия – ши­тья оде­ял и, так же как и рань­ше, хо­ди­ли в храм, и вско­ре их на­стиг­ла оче­ред­ная вол­на го­не­ний на Рус­скую Цер­ковь. По­слуш­ни­цы Ксе­ния и Ан­на бы­ли аре­сто­ва­ны 5 мар­та 1938 го­да и за­клю­че­ны в ко­ло­мен­скую тюрь­му.
Вы­зван­ные де­жур­ные сви­де­те­ли по­ка­за­ли, что хо­тя по­слуш­ни­цы по­сле воз­вра­ще­ния из ссыл­ки са­ми по­чти ни к ко­му в го­сти не хо­дят и да­же для кон­спи­ра­ции по­сту­пи­ли на со­вет­скую ра­бо­ту, од­на­ко по-преж­не­му об­ща­ют­ся с мест­ным свя­щен­ни­ком и у них бы­ва­ет мно­го на­ро­да не толь­ко из это­го се­ла, но и из дру­гих де­ре­вень, и до­ма они ве­дут ан­ти­со­вет­скую про­па­ган­ду.
Через несколь­ко дней по­сле аре­ста сле­до­ва­тель до­про­сил по­слуш­ниц. Рас­спро­сив, чем они за­ни­ма­лись и за что бы­ли аре­сто­ва­ны рань­ше, сле­до­ва­тель спро­сил, зна­ют ли они та­ких-то лю­дей из чис­ла мест­ных жи­те­лей. По­лу­чив от­вет, что они зна­ют на­зван­ных, сле­до­ва­тель за­явил, что по­слуш­ни­цы за­ни­ма­лись контр­ре­во­лю­ци­он­ной де­я­тель­но­стью сре­ди кол­хоз­ни­ков, и за­чи­тал им по­ка­за­ния де­жур­ных сви­де­те­лей. Ксе­ния и Ан­на эти по­ка­за­ния ка­те­го­ри­че­ски от­верг­ли, ска­зав, что ни ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­стью, ни аги­та­ци­ей про­тив пра­ви­тель­ства сре­ди на­се­ле­ния не за­ни­ма­лись.
10 мар­та след­ствие бы­ло за­кон­че­но. 12 мар­та 1938 го­да трой­ка НКВД при­го­во­ри­ла по­слуш­ниц к рас­стре­лу, и они бы­ли от­прав­ле­ны из Ко­лом­ны в Та­ган­скую тюрь­му в Моск­ву, где 17 мар­та тю­рем­ный фо­то­граф снял с них фо­то­гра­фии для па­ла­чей. По­слуш­ни­цы Ксе­ния Пет­ру­хи­на и Ан­на Го­ро­хо­ва бы­ли рас­стре­ля­ны 20 мар­та 1938 го­да и по­гре­бе­ны в об­щей без­вест­ной мо­ги­ле на по­ли­гоне Бу­то­во под Моск­вой.

Источник

Обсуждение закрыто.