Газета «Культура» подробно описала дело Максима Хохлова

УКРАЛ? ВЫПИЛ? В ТЮРЬМУ?

13.09.2017

Андрей САМОХИН

На фоне громких уголовных расследований последних лет, с медийными фигурами на сцене и полухорием обвинителей и защитников в соцсетях, дело Максима Хохлова — негромкое, как будто заурядное. На первый взгляд — обычная «бытовуха». Молодого человека могли бы осудить тихо, но история выплеснулась в СМИ и интернет — благодаря заступничеству протоиерея Константина Кобелева, настоятеля храма Покрова Богородицы в Бутырской тюрьме и духовника Максима. Показательно, что среди общественных защитников обвиняемого оказались люди разных политических убеждений: слишком уж ярко проявилось именно здесь неблагополучие нашей судебной системы, касающееся всех.

Фото: Андрей Самохин
Возле кабинета Зюзинского суда, где слушается дело Максима Хохлова, настоящее столпотворение. Благообразные бабушки шепчут молитвы, корреспонденты готовят видео- и фотоаппаратуру, интеллигентные дамы стоят чинно, издалека видна фигура высокого священника с окладистой седой бородой.

Наконец, судебные приставы в черной униформе командуют освободить проход. Под стражей в наручниках ведут молодого худого паренька, подслеповато вглядывающегося в собравшихся. А те — дружно аплодируют ему…

Сколько стоит телефон?

Краткая фабула дела незамысловата. Молодой человек, отсидевший девять с половиной лет за тяжкое преступление, освободился, познакомился по переписке с девушкой, женился, нашел работу, начал налаживать жизнь на воле. Тем не менее в новогодние праздники неожиданно сорвался: пошел в этот день к участковому отмечаться, но крепко выпил с гастарбайтером из Узбекистана и был нетрезвым задержан в метро полицией. В карманах Хохлова нашлись мобильный телефон и паспорт собутыльника. Кажется, что известной формулой «украл, выпил — в тюрьму» все и ограничивается.

Действительно, похожих случаев не счесть. «Культура» выяснила, что в криминальном мире существует схема, которая называется «покатушки»: в местах не столь отдаленных молодых осужденных учат опаивать новоприобретенных «друзей» и грабить их, отводя в метро, где преступнику легко затеряться, а нетрезвая жертва быстро теряет чувство времени и устает от шума. Об этом, попросив не называть его имени, рассказал один из столичных полицейских, часто работающий именно по мелким грабежам, где сумма ущерба не превышает нескольких тысяч рублей.

Из формата, хорошо известного и МВД, и судам, и преступникам, происшествие выпадает, если внимательно ознакомиться с некоторыми вехами судьбы Максима и чертами его характера. Но прежде всего стоит обратить внимание на обстоятельства самого дела, обвинительное заключение по которому выглядит очень странно, на что обратил внимание протоиерей Константин Кобелев, исповедовавший и венчавший своего подопечного. Священник, проработавший 13 лет в системе ФСИН, видал всякое, но здесь его пастырская совесть не смогла смолчать, заставила к удивлению некоторых коллег выйти за привычные рамки. Почему? Ответ прост. И отец Константин, и адвокат Максима — Константин Маркин, и общественные правозащитники указывают на явные пробелы в линии обвинения: они должны были бы трактоваться в пользу подозреваемого, а вместо этого ложатся «лыком в строку» гипотетического преступления.

Фото: Андрей СамохинОбвинитель приписывает молодому человеку «преступный умысел». Максим собрался украсть подержанный телефон, стоивший несколько лет назад, когда был снят с производства, меньше пяти тысяч рублей (сегодня его рыночная стоимость раз в десять меньше) и даром никому не нужный узбекский паспорт своего случайного знакомца Мумина Муминова. И, дескать, лишь задержание сотрудниками полиции не дало «довести замысел до конца».

Объяснения Максима таковы: он хотел помочь доставить отключившегося собутыльника до его жилья, вынув мобильник и паспорт, чтобы они не потерялись. Ни они, ни то обстоятельство, что он сам передал эти «вещдоки» полицейским, обратившись к ним с просьбой помочь вытащить из вагона мертвецки пьяного узбека, ни, наконец, тот факт, что его собственный смартфон гораздо дороже, — вообще не рассматривались. Простая логика — если хотел обворовать, то зачем ехал с ним до конечной, тащил «жертву» из вагона, — здесь не работает. «Покатушники», конечно, поступают иначе, просто бросая заснувшего собутыльника посреди маршрута: обворованный просыпается, и вспомнить, на какой станции вышел его «приятель», не может.

Наколки на руках и запах спиртного оказались поводом для задержания. Каким-то образом Муминов, находившийся в состоянии, далеком от вменяемого, тут же подал заявление о том, что его обокрали. Все вместе это стало для следователей доказательством. Ими не были приняты во внимание ни отсутствие уличающей в краже вагонной видеозаписи, ни даже второе заявление самого Муминова, написанное после протрезвления: мол, телефон и паспорт мне вернули, ничего не помню, претензий к Хохлову не имею, прошу его выпустить из-под стражи…

Дело, которое можно было спокойно закрыть ввиду примирения сторон, ограничившись штрафами, в июне передали в суд. Нынешнее заседание — уже седьмое по счету.

Невелика птица

Фото: Андрей Самохин…Скамеек для всех собравшихся не хватает, но судье явно нет до этого дела. Он раздраженно делает замечания всем, включая адвоката, но материалы дела читает тихо и неразборчиво. Максим Хохлов, понурившись, сидит в клетке. Адвокат одно за другим выдвигает ходатайства: о замене содержания подсудимого в клетке, как унижающее человеческое достоинство, о проведении судебной экспертизы стоимости телефона и его технического состояния, об исправлениях замазкой в копии протокола задержания, об истребовании видеозаписей из метро, о нарушениях норм УПК в материалах следствия. Прокурор, молодая женщина, отказывает по всем пунктам, повторяя одну и ту же формулу: «оснований не имеется». Судья бормочет: «…в удовлетворении отказать». Как будто катится по брусчатке слепая, бездушная машина осуждения. По некоторым пунктам суд удаляется для совещания. Максима выводят, верующие в зале тихо поют стихиры акафиста…

С января Хохлов сидит в Бутырском СИЗО. Никакого разумного обоснования у такой меры явно нет —  он не опасный преступник, не может скрыться за границу или оказать давление на кого-либо. Тем не менее на все ходатайства защиты заменить содержание под стражей подпиской о невыезде или домашним арестом был получен категорический отказ. Невелика птица! Он ведь не министр или модный режиссер, не экс-сенатор или отпрыск топ-менеджера.

В камере у Максима обострились проблемы со зрением — он рискует попросту ослепнуть. При этом с сердцем у молодого человека тоже не все в порядке. По словам отца Константина и адвоката Маркина, столь жесткое, если не сказать больше, отношение следователей и судей к обвиняемому выходит даже за рамки простой судебной бюрократии и нежелания разбираться по существу. О скрытых причинах такого поведения, по мнению защитников Максима, можно только догадываться, вспоминая, например, историю, которая произошла с заключенным Хохловым в мордовской ИК-12.

На зону Максим попал в 16 лет вполне заслуженно. Сперва — в ИВК для несовершеннолетних, а потом и взрослую колонию. Родился он в маленьком мордовском городке Ковылкино. Классическая «трудная семья»: мать ушла к другому, оставив их с отцом, а тот запил, не имея постоянной работы. Мальчик, брошенный без воспитания, как принято говорить, попал в дурную компанию. Все закончилось участием в поджоге дома и избиении человека до смерти. Итог — тюремные  нары. Страшное начало жизни. Девять с половиной лет в колонии среди прожженных преступников. Человек, повзрослевший на зоне и там же лишившийся зрения на правый глаз, не превратился в циника-блатаря, не озлобился. Вместо пресловутой формулы звериного выживания «не верь, не бойся, не проси», решил с какого-то момента жить противоположными, христианскими, принципами, начал ходить в храм. И одновременно потянулся к литературе, искусству. Вызвался заниматься тюремной библиотекой, переписывался с коллегами на воле, в итоге втрое увеличив количество книг; создал редкие в подобных местах аудио- и фильмотеку.

Александр Шундрин, журналист, а в прошлом предприниматель, сам три года отбывавший в той же колонии по экономической статье и служивший старостой лагерного храма, рассказывает: «Я его сразу выделил среди других заключенных — по интеллекту, развитому эстетическому чувству, несмотря на юность и отсутствие образования. С ним запросто можно было поговорить, например, на тему музыки в советском кино 1950-х. Такого юношу и на воле-то сейчас днем с огнем…»

Через какое-то время молодой интеллигентный заключенный стал писать статьи, одна из которых — посвященная пианисту Владимиру Горовицу — в 2013-м была опубликована на сайте газеты «Культура» («Последний романтик из Бердичева», 28.09.2013). Других материалов, к сожалению, больше не было: в 2014-м на Хохлова навалилась новая беда — на молодого человека попытались «повесить» кражу средств, перечисленных на строительство бани в колонии. Их под давлением начальника ИК-12 Александра Милакина перевел один из заключенных — бывший предприниматель. Однако «хозяин» решил потратить их по-своему, подставив при этом Максима. Афера бы удалась, не узнай про это дело московские правозащитники, поднявшие немалый шум в прессе. В колонию приехала проверка, выявившая растрату и вымогательство со стороны «преступной группы» во главе с начальником колонии. Возбудили уголовное дело по статье «злоупотребление должностными полномочиями». В итоге Милакин отделался лишь снятием с должности и висящей на нем до сих пор уголовной статьей.

Совсем другое дело с Хохловым, который, по свидетельству Шундрина, претерпел  сильнейшие побои от подручных администрации колонии в связи с «банными деньгами». С этим никто и разбираться сегодня не желает — он же преступник, заключенный: все его права остались в прошлом. Если же, не дай Бог, уже на воле он слегка оступится, потеряет бдительность — то снова заключение, безо всякой лирики. Рецидивист ведь.

Упорство, с которым стараются засудить Хохлова, сейчас можно, конечно, объяснить не старой враждой с УФСИН, но проще — бюрократическим нежеланием доискиваться до правды. Каждая следующая инстанция прикрывает брак предыдущей.

Единство непохожих

Одна из защитниц Максима Хохлова — Анастасия Гачева, доктор филологических наук, завотделом музейно-экскурсионной работы библиотеки № 124 на Юго-Западе Москвы. По ее свидетельству, они с коллегами годами помогали с книгами ИК-12 благодаря «умной активности заключенного Хохлова». Она возмущена ведением дела: «Я была на большинстве заседаний, и меня поражает предвзятость судьи и прокурора! Все свидетельства в пользу невиновности Максима игнорируются, ходатайства адвоката отвергаются. Полное ощущение, что суду непременно нужен обвинительный приговор. Может быть, для того, чтобы оправдать полицию и следователей, сколотивших из пьяного происшествия целое дело? Максим уже сколько времени томится в заключении, на этот абсурд тратятся немалые госсредства, время и нервы десятков людей…»

Фото: Андрей СамохинСреди заступников Максима Хохлова — очень разные люди: паства отца Константина, православные журналисты, правозащитники Андрей Бабушкин, Валентин Богдан, Анна Каретникова. В дело также вмешались уполномоченный по правам человека в России Татьяна Москалькова и депутат Госдумы Оксана Пушкина.

Примечательно, что вокруг этой заурядной вроде бы истории сплотились представители и охранительного, и либерального лагерей — почти уникальная сегодня ситуация. И она говорит о том, что наша судебная и исправительная система, во-первых, может быть не права, а во-вторых, с невероятным трудом признает свои ошибки.

Не так давно Верховный суд озвучил данные статистики, быстро потерявшиеся в общем потоке. Число оправдательных приговоров в России за последние годы  снизилось с 0,5 до 0,37 процента. Проще говоря, если дело заведено, спасти человека уже почти невозможно.

…Тем временем судья вдруг как бы немного «добреет». Разрешает (с согласия прокурора) просмотреть вагонную видеозапись, для чего в зале суда устанавливают соответствующее оборудование. А после (уже вопреки мнению прокурора) соглашается с ходатайством адвоката приобщить к делу независимое комплексное исследование этой съемки, проведенное по инициативе защитника. Максим излагает собственную версию произошедшего. Ему задают уточняющие вопросы с двух сторон, а потом даже зачитывают вслух его статью в газете — ту самую, о Горовице. В голосе судьи впервые обнаруживается внимание к личности подсудимого. Зрители переглядываются — что это, неужели возможен поворот дела? Следующее заседание — 15 сентября, оно должно стать решающим: пока читатель будет знакомиться с этим текстом, прокурор и адвокат выступят в прениях, а Максиму предоставят последнее слово. После этого суд удалится для вынесения приговора. Хотя могут быть и другие варианты: например, передача дела на доследование.

В случае присуждения Хохлову реального срока, а ему может грозить до трех с половиной лет, защита непременно подаст апелляцию в вышестоящую судебную инстанцию, не забыв перечислить в нем нарушения сразу нескольких статей Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В таком случае скандальная «медийность» суда вырастет многократно.

Максим меньше всего похож на закоренелого преступника. В злополучные предновогодние дни он, безусловно, совершил ошибку. И понес за нее наказание — строже, чем мог себе вообразить. Система могла бы проявить гуманность — общественному спокойствию (и доверию к судебной системе) это помогло бы гораздо больше, чем тюрьма для не самого плохого молодого человека.
Фото: Андрей СамохинЧерез адвоката Константина Маркина нам удалось получить ответы подсудимого Максима Хохлова на вопросы газеты «Культура».

культура: Как Вы сами оцениваете то, что произошло в метро в Новый год? Зачем вообще понадобилось пить с Муминовым?
Хохлов: Воздух свободы опьянил. Я ведь только два месяца, как освободился… Вышел погулять, увидел этого несчастного Муминова, одинокого какого-то, брошенного. Жалко его стало, Новый год все-таки на дворе… Хотелось, чтобы и у этого бедолаги был хоть какой-то праздник. Легкомысленно, конечно.

культура: Чем отличаются два дела — то, по которому Вы отбыли срок, и нынешнее?
Хохлов: В первом деле я виноват был — целиком и полностью. А сейчас — ни на йоту. Ничего из того, что мне «шьют», я не совершал. Ничего!

культура: Почему Вы решили написать статью в газету «Культура» о пианисте Владимире Горовице? Когда начали увлекаться классической музыкой? Есть ли у Вас любимый композитор?
Хохлов: Знаете, в детстве Горовиц казался мне таким невероятным чудаком — впрочем, он и был им, конечно же… Вот это и привлекало. А в 2013-м отмечался 110-летний юбилей со дня рождения музыканта, я и решился написать и отправить в Москву. В то, что напечатают, не верил ни секунды. И вдруг! Сам я в детстве немного играл на фортепиано, точнее, лишь учился играть. А слушать любил Чайковского, балетную музыку особенно.

культура: А любимые писатели?
Хохлов: Булгаков и Драйзер.

 

 

 

культура: Как отнеслась жена к тому, что с Вами произошло?

Хохлов: Так, как может отнестись настоящая христианка. Я вообще-то думал, что так уже и не бывает на белом свете.

культура: Сделали ли Вы сами для себя какой-то главный вывод? Как он повлияет на Вашу жизнь в случае оправдания или условного срока?
Хохлов: Вывод мой не зависит от того, оправдают или посадят, — возврата к прошлому нет. Впереди — пусть даже и после срока — только новая счастливая жизнь. С моей любимой женой. А потом, даст Бог, и с детьми. А пока мы с Аней (я ее «принцессой» зову) все время переписываемся. И молимся. Это главное

Комментарии запрещены.